Чему улыбается рыба
Шрифт:
Но чудо происходит, и какой-то автобус останавливается. Внутри тепло и полно. Утром люди чаще сонные, чем злые, так что с пониманием сжимаются, освобождая пространство для новых попутчиков. И потом, когда маршрутка трогается – все впадают в короткий анабиоз до следующей остановки.
Но Алексей не спал. В эти двадцать или тридцать минут, пока он ехал, он думал о Лисе. Вчера, почти перед сном, Алексей написал несколько строк о ней, насколько смог её почувствовать, и отправил.
Девушка с рыжим настроением.
Маленькая
и пушистый хвост и острые уши,
и почти детская непосредственность, граничащая с яростью дикого зверя.
Она играет с солнечными зайчиками на потолке и даже побеждает их…
Запах кофе,
и утро, тающее на языке,
ощущение не отпускающего сна.
Какую мышь сегодня поймает она?
Она не кошка,
ей скучно гулять самой по себе.
У неё есть территория и тот, для кого всегда чистая кружка на кухне.
У неё есть рядом крохотное сердце,
и ярко-розовая помада на подоконнике,
и ещё целых пятнадцать минут собственной тишины.
Размышлять о Лисе получалось просто, нежно и легко.
И сейчас, в пути, он фантазировал о том, что было бы, зайди он к ней в гости? А она бы его ждала? Во что одета? Или совсем раздета? И почему ей интересно с ним? Или начать без предупреждения, будто сразу внутри.
…
– И как это могло произойти? Фигурка стояла на верхней полке, в глубине. Что же это за мышь такая, которая пробежала, хвостиком махнула и свалила её на пол? Летающая что ли? Мышь – ниндзя?
Ты стоишь на коленях, спина прямая и смотришь на меня своим кристально-честным взглядом и машешь головой вверх-вниз, давая понять, что да, все так и было.
– Хорошо,– продолжаю я, – Допустим. Но что у нас в квартире делает мышь? Куда смотрит моя лиса? М?
Твои глазки становятся печальными и опускаются, и если бы у тебя действительно торчали ушки, как у лисы, они бы обязательно сейчас поникли вместе с головой.
– Лисы это дикие! Прямо очень дикие животные! Так? – я продолжаю развивать мысль.
…
Автобус делает резкую остановку (по-видимому, на светофоре), и на время прерывает складывающуюся историю в голове Алексея. Он смотрит в окно и понимает, что скоро ему сходить, а потому начинает протискиваться к выходу, но передняя площадка под завязку занята камуфлированными пассажирами, вставшими непреодолимой стеной:
– Ну что ж, на выходе выпустят, куда денутся. А что же Лиса?
…
Ты резво вскидываешь голову и начинаешь яростно кивать, мол, да, лисы – это звери, да ещё те, прямо ух! Какие звери!
– Буквально вчера какая-то Лиса,– делаю
И если после слов "расцарапала" и "интимные подробности" ты расплылась в гордой улыбке на все лицо и даже захотела, как мне показалось, пару раз тявкнуть в знак подтверждения моих слов, то про упоминании хвоста и хитропопости улыбка стянулась в ниточку сжатых губ, а глаза опустились. Грудью ты легла на пол и стала едва слышно скулить. А при слове ремень, прикрыла ладонями голову и совсем утихла.
…
Путь от остановки до работы обычно занимал у Алексея минут семь, но сегодня он спешил, чтобы скорее дойти и записать всё на бумагу, условно, конечно, на бумагу, просто открыть электронный документ и быстро напечатать всё, что пока держалось в голове. Быстро залетев в кабинет, на ходу сбросив верхнюю одежду, ткнув кнопку чайника, бросив в стакан чайный пакетик и два кусочка сахара, он начал набирать на клавиатуре.
…
– И что это за лежбище морских котиков ты тут устроила? Хватит притворяться чучелом, я же знаю, рыжая–бесстыжая, ты актриса. Про ремень я передумал.
После этих слов, ты подскакиваешь и пулей летишь к моим ногам, и начинаешь тереться о штанину своим носом, шеей и плечами.
– Передумал про ремень, не значит, наказание отменил. Бегом за мной на диван!
Привычно сажусь, ты ложишься мне на колени и задираешь футболку, оголив ягодицы, разделённые тонкой полоской жёлтых стринг.
– Хм, красивая, дерзкая, непредсказуемая… и у меня на коленях. Ну-ну.
Я глажу твои ягодицы – ты расслабляешься, и, виляя попой, выпрашиваешь ещё немного ласки, но я звонко шлёпаю по твоим упругим половинкам, прекращая твои телодвижения.
– Это, вообще-то наказание, если ты не заметила.
И я продолжаю пороть тебя, каждым ударом добавляя новые оттенки розового к цвету твоей попки, а чтобы снизить амплитуду твоих движений, прижимаю тебя к дивану, и снова – шлёп, шлёп, шлёп.
И только когда, наконец, твоя попа пылает, я провожу пальцем по сведенной промежности, и ты мгновенно разводишь ноги, в надежде на продолжение, но я шлепаю ещё несколько раз и останавливаюсь.
– А теперь слезай с меня. И слушай дальше. Я сейчас пойду клеить разбитую тобой фигурку. А ты – под стол. Ну, куда ты метнулась, не дослушав! Не под кухонный! А под этот, где сяду я. Знаешь, что говорят про девушек, катающихся на дорогих машинах? Мой посыл понятен?