Чёрч. Книга 2
Шрифт:
— Не сомневаешься? Думаю, это хорошо, но вера сама по себе не может творить чудеса. Ей нужна помощь. Немного усилий с твоей стороны. Усилий, которых я не заметил.
— Ты прекрасно знаешь, что они есть, поэтому мне не понятно, к чему весь этот разговор, — голос Чёрча снизился почти до рычания. — Не беспокойся обо мне, не беспокойся о нас. Тебе не известно ничего о наших отношениях. Я позабочусь обо всем так, как посчитаю нужным.
— Также, как ты позаботился о своей сестре?
Чёрч резко дернул дверную ручку и вышел
Послышалось тяжелое дыхание, и затем Джерри неуклюже поспешил за ним через парковку.
— Топаешь прочь. Чересчур драматично, Чёрч, — задыхаясь, сказал он. — Я удивлен. Эта девушка… она и впрямь тебя задела. До сих пор я не был в этом уверен.
Довольно разговоров. От этих разговоров у Чёрча одни проблемы. Он сжал губы в тонкую линию.
— Прекрасно. Залезай обратно в свою скорлупу. Это хорошо. Помолчи и обо всем подумай. Хорошенько подумай. В прошлый раз ты был невнимателен. Не учел, насколько она особенная. Теперь ты можешь принять это во внимание. Я всегда верил в тебя, сынок. Верил, что ты сможешь стать всем, кем только захочешь. Кем угодно. Теперь пришло время, чтобы ты в себя поверил.
Чёрч замер, но Джерри не остановился. Он прошел через всю парковку и сел в свою машину. Завел ее, затем развернул газету и ни разу не оглянувшись на Чёрча, стал читать. Чёрч долго стоял и смотрел на него.
«И как я мог сомневаться в том, что он мой настоящий отец».
7
Разговор с Джерри еще долго не выходил у Эммы из головы после того, как они с Марго вошли в лечебницу. Он, как обычно, остался подремать в машине.
Пока Эмма не попыталась покончить с собой, у нее имелись серьезные сомнения относительно того, что Джерри вообще заметил ее присутствие в доме. Но теперь она поняла, что он ее заметил. Заметил и на самом деле о ней заботился. От этой мысли ей стало очень хорошо. Этот тихий, скромный, интересный мужчина заботился о ней только потому, что считал ее особенной и подходящей для своего сына.
Он сказал, что был впечатлен тем, как она всё улаживала со своей матерью. Впечатлен ее силой и характером. Что случилось с этими качествами? Ей было стыдно в этом признаться, но месяц назад они пропали. Отчаянно пытаясь казаться нормальной, она потеряла связь с самыми сильными сторонами своей личности. Стала бы она терпеть такого, как Каспер два месяца назад? Чёрта с два! Если бы он снова прикоснулся к какой-нибудь девушке, Эмма пригрозила бы отрезать ему яйца, а потом
Угрожать человеку насилием — это плохо, так поступил бы только сумасшедший. Но быть нормальным вовсе не значит закрывать на такое глаза. Нормальный человек просто нашел бы способ справиться с негодяем обдуманным образом.
Как ее учили в детском саду — если кто-то делает что-то плохое, и ты не можешь ему помешать, то должен сообщить об этом взрослому. Вот что было бы нормальным.
Итак, через три дня после того, как она увидела, как мать трахается с ее психотерапевтом, через два дня после того, как он полез к Эмме обниматься, и намного позже чем, когда ей следовало это сделать, она решила покончить с Дрю Касперианом, и за прибавление уверенности должна была благодарить не кого-нибудь, а Джерри.
К счастью, они приехали на «Солнечное ранчо» немного раньше, так что перед групповой терапией Эмма нанесла незапланированный визит в кабинет доктора Розенштейна. Слава богу, Марго осталась внизу, флиртовать с Каспером. В любом случае, в одиночестве Эмма чувствовала себя раскованнее. Сильнее. Увереннее. Она не давала тьме выбраться наружу, рассуждала логично и здраво и собиралась поступить правильно.
Она подождала в приемной, пока врач закончит с другим пациентом, а затем ее проводили к нему в кабинет.
— Эмма, я тебя сегодня не ждал. Как ты? Все в порядке? — спросил Розенштейн своим успокаивающим голосом.
Его тон всегда был мягким и одобрительным. Это уже давно ее беспокоило, она не привыкла к мягкости. И к одобрению. Такие вещи, как правило, казались ей подозрительными.
— Да, доктор, — сказала она, заправив волосы за уши.
Эмма нервничала. Раньше она никогда не делала ничего подобного. За долгие годы самого разного насилия со стороны Марго и ее компании Эмма никогда ни на кого не стучала. Это ей было не свойственно. Поступать разумно.
— В самом деле? Кажется, ты нервничаешь? Что тебя беспокоит? У меня еще есть время до следующего пациента, — сказал он и, усевшись, стал рыться в ящике своего стола.
Затем вытащил ее досье и бросил его на стол.
— Это не займет много времени, — заверила она его. — Я просто… мне уже давно кое что не дает покоя.
— Давно?
— Да, с тех самых пор, как я впервые приехала на «Солнечное ранчо».
— Значит, уже примерно месяц тебе не дает покоя что-то, о чем ты мне не сказала?
— Да…
Мгновение она колебалась, потом сделала глубокий вдох. Иногда было очень легко забыть о своей прежней храбрости. От Эммы осталась лишь оболочка ее прежнего «я». От этой мысли ей стало немного грустно, но она отогнала это чувство.
— Всю жизнь меня учили, что лучше держать рот на замке. Стукачей не ждёт ничего хорошего. Но теперь я начинаю в этом сомневаться. Я хочу… Вы как-то сказали мне верить в систему, верить в свою сеть психологической поддержки. Сейчас я именно это и делаю.