Чёрч. Книга 2
Шрифт:
«Эта комната, этот дом, это место».
До Эммы Чёрч не задумывался о своем единственном доме. У него были четыре стены и крыша над головой. Он приходил, уходил. Спал, ел. Что еще имело значение? Но сейчас, оглядевшись вокруг, он почувствовал себя подавленным. Обшитые темными панелями стены казались старыми и убогими, у него порой возникало ощущение, что они на него надвигаются. Бежевый ковер был потёртым и испачканным, шкафы — поломанными и поцарапанными, на плафонах настольных ламп виднелись трещины. Все здесь казалось кричаще дешевым. Ужасным.
Чёрч
Переезд из красивой квартиры на Манхэттене в какую-то дыру на Среднем Западе не должен был ничего в нем изменить. И в ту самую первую ночь, когда он вернулся, ничего и не изменилось. Как, впрочем, и во вторую, третью, и четвертую. Это происходило постепенно, так, что он этого не осознавал, а потом вдруг проснулся с глубокой ненавистью к этому дому.
Он понял, что это все потому, что дом ненавидела Эмма. У Эммы никогда в жизни не было ничего красивого. Ради всего святого, ее самой драгоценной детской игрушкой было выброшенное украшение для Хэллоуина. Когда-то она жила в кемпинге, а ее самым роскошным домом — не считая коттеджа Джерри — был двойной трейлер в Индиане.
И все же Чёрч знал, что она заслуживает лучшего. Заслуживает настоящих паркетных полов. Ей бы понравились панорамные окна во всю стену. Она бы умерла за большую двуспальную кровать.
«Может быть, даже убила бы за нее…»
Чёрч помотал головой и еще раз окинул взглядом дерьмовый подвал. Бежевого ковра там не было. Здесь все ободрали, еще после затопления. Кое-где виднелась пара листов гипсокартона, но большая его часть давно оторвалась, обнажив гвозди и электропроводку.
То же самое касалось и потолка. Влага повредила практически все, панели пришлось снять, как и светильники. Отсюда необходимость в напольных галогеновых лампах. Они отражались от бетона, озаряя клаустрофобное пространство ярким светом.
Чёрч чувствовал себя нелепо от того, что ненавидит неживой предмет. Какой в этом смысл? Растрачивать эмоции на то, что никак не может тебе ответить. Глупо. Эмма превратила его в дурака. Он чуть не рассмеялся.
«Посмеешься потом, а сейчас у нас полно работы».
Сняв пальто, он посмотрел на лежащий на полу синий ком. Чёрч так долго мечтал кого-нибудь убить, что до сих пор не мог поверить в случившееся. Все произошло так быстро, что он чувствовал какое-то разочарование. Это всегда представлялось ему как что-то методичное, четко организованное. Охота, жертва, план. Именно от этого убийство и становилось таким привлекательным.
В убийстве Дрю Каспериана не было ничего методичного и организованного. И уж точно, ничего спланированного. С ломом ему просто повезло — он лежал во взятой напрокат машине вместе с комплектом для ремонта шин. Если бы его там не оказалось, Чёрч, скорее всего задушил бы Каспериана. Или забил бы до смерти
Варварски.
Чёрч принялся за работу. Мысленно прокручивая в голове вечер, он застелил пол строительной пленкой и раскатал на нем свернутый кусок брезента. Преследовать Эмму оказалось немного труднее, чем он предполагал, — она везде ходила пешком, и ползущий позади нее гигантский черный внедорожник мог сразу же вызвать подозрения. Поэтому на какое-то время он потерял ее из виду, и лишь сообразительность и удачная догадка привели его на ближайший рынок. Он подъехал как раз в тот момент, когда Эмма садилась в автомобиль Каспериана.
После этого все было просто. Проследить за ними до отвратительного бара, сесть в прокуренном углу и смотреть, как она его спаивает. Потом ехать за ними на безопасном расстоянии с выключенными фарами до стоящего в лесу коттеджа. К тому времени он уже догадался о ее непродуманном плане. Заманить Каспериана в какую-то ловушку, а затем… что? Сфотографировать? Снять на видео? Убить?
Нет. Только Не Эмма. Она никогда не хотела сталкиваться со своим внутренним чудовищем — ей всегда было намного комфортнее иметь дело с демонами других людей. Ее матери, бойфрендов ее матери, Чёрча. Она гениально управлялась с чудовищами, иногда даже ими наслаждалась. Но своё собственное? Его следовало держать взаперти.
Но Чёрч знал. Он всегда это знал. Ей хотелось убивать не меньше, чем ему, просто по разным причинам она еще не была готова с этим столкнуться. Эмма ввязалась в эту ситуацию, не имея понятия о своих темных потребностях — ей было необходимо научиться успокаиваться. Ждать. Быть терпеливой.
Если Эмма запрещала себе все это делать, то брала весь свой гнев и ярость и обычно направляла их на себя. Ну, именно это она и сделала, вложив все это в острие ножа.
Похоже, теперь кое-что из этого она направляла на Чёрча.
Даже раздевшись до боксеров, от усердной работы ему все равно стало жарко. Чёрч вытер тыльной стороной руки пот со лба, но лишь оставил над бровями красную полосу. Он нахмурился и снова принялся пилить.
Ничего страшного, если Эмма хочет на него злиться. Он сам виноват.
«Веди себя нормально», — сказал Чёрч.
«Убеди их, что ты в своем уме», — велел он.
Он, собственно, приучил Эмму к тому, чтобы она воспринимала все его слова, как непреложную истину. Как Божью заповедь. А Эмма всегда была набожной. Так почему же его удивляет, что она так упорно борется с двумя новыми реальностями? Новая нормальная Эмма против прежней темной Эммы. Это будет королевская битва, к концу которой она разорвется надвое.
Выругавшись, он постарался затянуть узлом верхнюю часть мешка для мусора. Когда мешок был плотно завязан, Чёрч бросил его к стене к остальным.
Он до нее достучится. Обязательно достучится. Как только они разберутся с этой грёбаной «преднамеренной случайностью». Тогда у них будет время. Время напомнить ей о том, что она чувствует к нему, и показать ей, что он на самом деле чувствует к ней. Раньше у него никогда не было такой возможности, он никогда не обращал внимания на эту часть его личности. Это будет интересно.