Черчилль без лжи. За что его ненавидят
Шрифт:
Черчилль усомнился в целесообразности продолжения переписки, которая «только приводит к трениям и взаимному раздражению», предложив вернуться к общению по обычным дипломатическим каналам. Майский дежурно напомнил об огромных жертвах Советского Союза и о важности сохранения доверительных отношений в критический момент войны. Черчилль, по утверждению Ивана Михайловича, «стал постепенно обмякать» и оправдываться: «Хотя послание товарища Сталина является очень искусным полемическим документом, оно не вполне учитывает действительное положение вещей… В тот момент, когда Черчилль давал товарищу Сталину свои обещания, он вполне искренне верил в возможность их осуществления. Не было никакого сознательного втирания очков… Но мы не боги, и мы делаем ошибки. Война полна всяких неожиданностей».
В заключительном докладе Объединенного комитета начальников штабов Великобритании и США на конференции в Квебеке, состоявшейся
И Черчилля, и Рузвельта тревожило быстрое продвижение советских армий на запад. На совещании с американскими начальниками штабов 19 ноября 1943 года на борту линкора «Айова» по пути в Каир на англо-американо-китайскую конференцию, которая предшествовала встрече глав правительств СССР, США и Великобритании в Тегеране, президент Рузвельт обратил внимание присутствовавших на то, что советские войска находятся всего лишь в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии. Если они форсируют реку Буг, что могут сделать в ближайшие две недели, они окажутся на пороге Румынии.
Президент указывал на необходимость употребить все усилия, чтобы вместе с Англией оккупировать большую часть Европы. Англичане должны были занять Францию, Бельгию, Люксембург, а также южную часть Германии – Баден, Баварию и Вюртемберг. Американцы же, по словам Рузвельта, «должны занять Северо-Западную Германию. Мы можем ввести наши корабли в такие порты, как Бремен и Гамбург, а также в порты Норвегии и Дании, и мы должны дойти до Берлина. Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты».
Эта позиция претерпела существенную эволюцию в последние месяцы войны. На Ялтинской конференции было в общих чертах определено, что граница между Польшей и Германией пройдет по Одеру и Нейсе. Но в этом случае советская зона оккупации к востоку от Берлина оказывалась слишком малой по сравнению с оккупационными зонами западных держав. Это была бы узкая полоска земли вдоль Одера всего лишь с одним крупным городом – Дрезденом. Такого унижения от Англии и Америки Сталин бы явно не потерпел, и это грозило, понятное дело, не войной, но отсутствием взаимопонимания и конфронтацией между союзниками в побежденной Германии. А любое существенное увеличение территории советской зоны оккупации требовало включение в нее Берлина с прилегающими землями, на что Рузвельт и Черчилль в конце концов согласились.
В апреле 1945 года американские войска имели реальную возможность взять Берлин, причем без больших потерь. Еще до начала советского наступления на Берлин американская 9-я армия захватила и удержала плацдарм на Эльбе всего в 80 км от Берлина. Командующий 9-й армией генерал Симпсон собирался бросить танки на Берлин, но главнокомандующий союзными силами в Европе Эйзенхауэр запретил ему это делать, явно руководствуясь указанием только что вступившего на президентский пост Трумэна. Для оправдания этого решения была придумана версия, что наступление на Берлин стоило бы американцам 100 тыс. людских потерь. Но это – совершенно фантастическая цифра. Противостоявшая 9-й американской армии 12-я германская армия Вальтера Венка насчитывала в тот момент не более 35 тыс. человек, подкрепленных 40 штурмовыми орудиями. Против них могли перейти в наступление около 200 тыс. американцев, подкрепленных несколькими сотнями танков, к тому же в условиях полного господства англо-американской авиации в воздухе. Выходит, каждый из «чудо-богатырей» Венка, включая обозников, должен был убить или ранить не менее трех неприятельских солдат и офицеров. На практике американцы, легко сломив сопротивление 12-й армии, могли бы выйти к окраинам Берлина тогда, когда советские войска еще не прорвали фронт на Одере. При этом перебросить что-то против американцев с Зееловских высот или из состава довольно слабого берлинского гарнизона немцы бы просто не смогли из-за отсутствия горючего и господства союзников в воздухе. Однако Трумэн понимал, что Сталин очень разозлится, если союзники у него перед носом захватят главный приз войны – Берлин. А Трумэн был заинтересован в налаживании сотрудничества со Стешиным в послевоенном обустройстве Европы, да и советское участие в войне с Японией до появления американской атомной бомбы представлялось необходимым, чтобы ускорить ее окончание. Поэтому Эйзенхауэр, Рузвельт и Трумэн отвергли все предложения Черчилля попытаться овладеть Берлином.
Балканская стратегия Черчилля, предусматривавшая высадку на Балканах, призвана была предотвратить установление советского контроля над странами Центральной и Юго-Восточной Европы. На заседании Объединенного комитета
На первой встрече всех трех лидеров стран Антигитлеровской коалиции, состоявшейся в Тегеране в конце ноября – начале декабря 1943 года, Молотов активно агитировал Рузвельта из-за угрозы германского теракта поселиться в советском посольстве, чтобы избежать поездок по городу. На самом деле вся история с якобы готовившимся покушением на Большую Тройку во время предполагавшегося празднования дня рождения Черчилля была выдумана Сталиным, вероятно, по подсказке Берии, во-первых, чтобы иметь возможность прослушивать переговоры Рузвельта с членами своей делегации, и, во-вторых, для того, чтобы оказать дополнительное воздействие на Рузвельта в ходе неформальных бесед один на один. Американцы такого вероломства от союзника не ждали, и получилось, как в анекдоте про американского ковбоя, обыгравшего двух британских лордов в покер: «Ну, сравнялись мы. Я открываю карты: тройка. Один из лордов говорит: «У меня флеш», и забирает банк. Я ему: «Ты флеш-то покажи». Он: «Ну, что вы, сэр, мы же джентльмены». Ах, джентльмены? Ну и поперла ко мне карта…» Черчилль вспоминал: «Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор, имевший целью убийство одного или более членов Большой Тройки, как нас называли, и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу.
«Если что-нибудь подобное случится, – сказал он, – это может создать самое неблагоприятное впечатление».
Этого нельзя было отрицать. Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение. Таким образом, мы все оказались внутри одного круга и могли спокойно, без помех, обсуждать проблемы мировой войны. Я очень удобно устроился в английской миссии, и мне нужно было пройти всего лишь несколько сот ярдов до здания советского посольства, которое на время превратилось, можно сказать, в центр всего мира».
Как мы убедились, Черчилль так же легко, как Рузвельт, купился на советскую выдумку.
В СССР первое сообщение о несостоявшемся покушении на Большую Тройку появилось 19 декабря 1943 года. В этот день газета «Правда» поместила корреспонденцию из Лондона, помеченную 17-м числом: «По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре. Маршал Сталин, добавил Рузвельт, сообщил, что, возможно, будет организован заговор на жизнь всех участников конференции. Он просил президента Рузвельта остановиться в советском посольстве, с тем, чтобы избежать необходимости поездок по городу. Черчилль находился в британском посольстве, примыкающем к советскому посольству. Президент заявил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, если бы они смогли разделаться с маршалом Стешиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана. Советское и американское посольства отделены друг от друга расстоянием примерно в полтора километра…»
После окончания войны были опубликованы документы Тегеранской конференции Большой Тройки. Уже в послании Сталину от 24 ноября 1943 года Рузвельт выражал беспокойство по поводу обеспечения безопасности участников встречи в Тегеране: «Я знаю, что Ваше посольство и британское посольство в Тегеране расположены близко друг от друга, в то время как моя миссия находится от них на некотором расстоянии. Мне сообщили, что все трое из нас подвергешись бы ненужному риску, отправляясь на заседания, если бы мы остановились слишком далеко друг от друга. Где, по Вашему мнению, должны мы жить?»