Черчилль и Гитлер
Шрифт:
В то время мало кто воспринимал подобные заявления всерьез. Однако Гитлер обладал столь несокрушимой верой в себя, что его ничто не могло остановить. Он был глубоко убежден в собственном особом предназначении. «9 ноября 1918 г. не пройдет евреям даром, – сказал он министру иностранных дел Чехословакии Франтишеку Хвалковскому в январе 1939 г. – День расплаты настанет». Эту извращенную, параноидальную теорию заговора большинство современных психиатров диагностировало бы как первичные симптомы психопатии. Однако мало кто узнал бы о том, что он психопат, если бы не кризис капитализма, известный как «крах на Уолл-стрит».
Резкие перемены в судьбе Гитлера наступили, когда в октябре 1929 г. в Нью-Йорке рухнула американская фондовая биржа.
Черчилль также имел крепкую, непоколебимую веру в могущественную Британскую империю, основанную на ценностях цивилизованного мира. В 1930-х гг. в своем кабинете в поместье Чартвелл, графство Кент, он написал много речей, предупреждая об опасности, которую нацисты представляли для Британии и всего мира. Вот выдержка из речи, которую он написал для выступления в «Сити-Карлтон Клубе» в сентябре 1935 г., когда итальянская угроза Абиссинии (современной Эфиопии) стала еще более зловещей, а в Германии были приняты Нюрнбергские законы, по которым евреи лишались гражданства, а на государственном флаге появилось изображение свастики:
Перевооружение Германии осуществляется огромными темпами и в гигантских масштабах. Вся сила и мощь фашизма направлена на военные приготовления на земле, море и в воздухе. В этом году Германия, при диктаторском режиме герра Гитлера, потратила на армию, флот и воздушные силы, по крайней мере, в шесть раз больше, чем мы. Большая часть немецких финансов пущена на военный бюджет. Я восхищаюсь великим немецким народом, но перевооружение Германии, организованное и осуществляемое в том виде, как оно есть сейчас, должно казаться любому, кто обладает чувством меры, самым чрезвычайным и тревожным фактом на сегодняшний день [27] .
27
Rhodes James (ed.), Churchill Speaks, p. 603
Осознавая, что экспансионистская внешняя политика Гитлера должна в конце концов привести к войне, Черчилль снова и снова призывал Британию приступить к масштабной программе перевооружения. Его мало кто слушал. Какими только эпитетами его не награждали – «бретёр и милитарист», «дикий слон» или – в газете «Daily Express» за октябрь 1938 г. – «человеком, которому не дают покоя лавры [1-го герцога] Мальборо» [28] . В том же месяце правительство Чемберлена приняло решение не вступать в войну с Германией из-за планов Гитлера по разделу Чехословакии, что вызвало у большинства британцев бурный восторг. Совершенно очевидно, что на тот момент голос Черчилля выбивался из общего хора.
28
Daily Express, 5 October 1938
Только 15 марта 1939 г., после того как нацисты вошли на территорию оставшихся
Таким образом, Гитлер и Черчилль приобрели сторонников благодаря идее о мироустройстве, которой они оставались верны, несмотря ни на что. Наличие подобной идеи – залог успеха настоящего лидера, особенно если он не отказывается от него в трудных ситуациях, как это делали Гитлер и Черчилль.
Лидеры дают людям общую цель, к которой они от всего сердца могут присоединиться. Управленцы не обладают такого рода направляющим образом. Как выразился Рональд Рейган: «Умение ухватить и удержать идею очень важно для успешного лидерства – не только на съемочной площадке, где я этому учился, но и во всех областях».
Конечно, образ миропорядка, созданный Гитлером, был невероятно зловещим, но в то время люди в Германии не воспринимали его таким. В то время как для нас его идеи кажутся отвратительными, многие немцы верили в то, что он действительно предлагает им сверкающий образ лучшего будущего. В основном он, конечно, определялся тем, против чего он [Гитлер] выступал, нежели что он отстаивал. А он выступал против социализма, большевизма, Версальского договора, либерализма, евреев, крупного бизнеса, демократии и старомодного аристократического консерватизма эпохи Вильгельма. В политике сформулировать свои «против» гораздо легче (и зачастую гораздо эффективней), чем «за», и Гитлер вывел эту истину на новый уровень.
Ораторское искусство
«Испокон веков лишь волшебная сила устного слова была тем фактором, который приводил в движение великие исторические лавины как религиозного, так и политического характера», – писал Гитлер. Для него слова являлись «ударами молота», которые «раскрывают ворота к сердцам народа». Он восхищался страстным красноречием британского премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа, заявляя: «Речи этого англичанина [так в оригинале] были превосходны, были образцовы и говорили о совершенно изумительном понимании души широких масс народа». Когда дело дошло до пропаганды, нацисты первыми внедрили массу новых идей и подходов. Например, они придумали то, что сегодня называется «фотосессией», и выступления Гитлера на митингах безусловно являли собой впечатляющие спектакли, в которых принимали участие тысячи человек, марширующих идеальным строем. Однако, несмотря на всю необычайную зрелищность этих сборищ, их ключевым моментом были речи Гитлера, и он понимал, что должен быть на высоте.
В конце он, так же как и Черчилль, сам писал свои речи, больше никому не доверяя это дело. Ни один из них не прибегал к услугам спичрайтеров, которых так любят сегодняшние политики.
В своих публичных выступлениях Гитлер использовал старый артистический трюк, заставляя публику ждать, отчего при его появлении и даже когда он уже стоял на трибуне она приходила в состояние неистового восторга. Прежде чем заговорить, он секунд 30 внимательным взглядом оглядывал собравшихся, держась за свой армейский ремень, на пряжке которого был выбит девиз: «Gott Mit Uns» (С нами Бог). В начале выступления он говорил сравнительно медленно, низким, глубоким голосом и только в конце переходил на крик и даже визг, знакомые нам по кадрам кинохроники. Он также продолжал говорить, как только начинали стихать аплодисменты, и заканчивал свою речь более короткими и рублеными фразами. Многие из этих приемов, разительно отличавшиеся от тех, что использовались в западных демократиях в тридцатых годах, широко применяются в политике.