Черчилль шутит. Лучший юморист британской политики
Шрифт:
В ответ на тост Сталина, Москва, 1944:
Я всегда считал и продолжаю считать, что именно Красная армия вырвала кишки из грязных нацистов.
Аллюзия к «делу врачей» в СССР:
Думаю, Сталину было не до встречи со мной. Мы бы тоже почувствовали очень большую озабоченность, если бы столь многие из наших лучших врачей были обвинены в отравлении столь многих из наших лучших политиков.
О
Мои вкусы просты. Я легко довольствуюсь наилучшим.
Каждый вечер я устраиваю себе трибунал. Предмет расследования – был ли я достаточно эффективен сегодня.
Что касается меня, я оптимист. Не вижу проку быть кем-либо еще.
История будет добра ко мне, ибо я намерен сам ее писать.
Он шел по моим следам еще до того, как я их оставил… Это был бессознательный предвосхищающий плагиат.
Я всегда избегаю пророчествовать о будущем, гораздо лучше пророчествовать о прошлом.
Если я принес какую-то пользу людям, это никогда не было через самопринуждение, но всегда через самовыражение.
Сегодня я намерен произнести долгую речь. У меня не было времени приготовить краткую.
Я никогда не тревожусь по поводу своих действий, я беспокоюсь лишь из-за бездействия. Одни меняют партию ради принципов, другие – принципы ради партии.
Я взял от алкоголя больше, чем он взял от меня.
Никто не может сказать, что я хоть раз пропустил возможность оценить достоинства алкоголя.
Моя совесть – хорошая девочка. Я наладил с ней отношения.
Если уж это будет мир порока и скорби, то я возьму себе порок, а вы берите скорбь.
Дешевая популярность может оказаться дорого купленной.
В Блэкхайме я принял два очень важных решения – родиться и жениться. Я вполне доволен ими обоими.
Я в своей жизни больше сконцентрировался на самовыражении, чем на самоотказе.
В каждый свой год в палате общин я говорил себе одну вещь – «Не перебивай», но никогда не мог исполнить этой установки.
У него были все ненавистные мне добродетели и ни одного восхищающего меня порока. В моем возрасте я уже не могу позволить себе плохо себя чувствовать.
Все мы насекомые. И я, мне кажется, – светлячок.
Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх, кошки – сверху вниз. Лишь свинья
Лучше всего я чувствую себя в XVIII веке.
Если бы я уважал мнение достопочтенного члена парламента, я бы рассердился.
Всегда готовый к мученичеству, я предпочитал, чтобы его отсрочили.
Проглотив свои слова, я никогда не страдал несварением желудка.
Я всегда готов учиться, хотя не всегда люблю быть поучаем.
Физзарядкой я занимаюсь, участвуя в процедурах выноса гроба своих знакомых сторонников здорового образа жизни, увлекавшихся бегом и гимнастикой.
Если я сегодня популярен среди моих сограждан, то это уж точно не потому, что я соглашался с общественным мнением в недавние годы. Есть лишь один путь – пытаться знать правду и говорить правду.
Там, где мое мышление, воображение или интерес не были затронуты, я был не в настроении или не в состоянии учиться.
Непунктуальность – мерзкая привычка, и всю свою жизнь я пытался избавиться от нее. Мы будем давать пощаду, но не будем просить ее.
Я дитя палаты общин. Я был воспитан в доме своего отца с верой в демократию.
Мое представление о хорошем ужине – это чтобы сначала была хорошая еда, потом хорошая дискуссия о хорошей еде, и после того, как эта хорошая еда будет тщательно обсуждена, была хорошая дискуссия на хорошую тему, а я был главным собеседником.
Конечно же, я эгоист. Как далеко вы уйдете, если не будете им?
Ненависть – плохой наставник. Я никогда не считал себя умелым ненавистником, хотя, признаюсь, ненависть порой подшпоривала мою драчливость.
Под материальным благосостоянием я понимаю не только достаток, но и досуг.
Пенициллин вылечил Черчилля от тяжелой, вероятно смертельной, пневмонии в 1943 г.
Нам бы следовало иметь агиологию медицины и дни всяческих святых в память о великих открытиях, сделанных во благо всего человечества. Праздничный день для почитания св. Анестезии, день чистого непорочного св. Антисептика… и, будь у меня слово в этом деле, я считал себя обязанным почитать св. Пенициллина.
Если бы я не мог быть дирижером в оркестре, я был бы литаврами.
Всю свою жизнь я желал быть властелином устного слова.