Черемша
Шрифт:
— Заявляю первое: этих лошадей убивать не имеете права. Их надо лечить. Заявляю второе: ежели лошадей убьёте, напишу в Москву справедливую жалобу лично товарищу Ворошилову. И третье: отдайте всех этих лошадей мне. В просьбе прошу не отказать. Всё.
Посмеиваясь и по-прежнему дрыгая ногой, Гошка обвёл взглядом членов комиссии, дескать, ну что, выкусили? Пожалуй, особенно его забавлял дед Спиридон, сидевший с разинутым от изумления щербатым ртом.
— Балаболка худая! — раздражённо сплюнул Корытин. — Из-под какого шестка такой герой выскочил? И ещё пугает. Валяй-ка отсюда на полусогнутых
— Хамство не украшает большого руководителя, — громко сказал Гошка и сделал оскорблённую рожу.
— Чего-о?! — взъярился Корытин, грудью попёр на возчика. — Ты как разговариваешь с нами, молокосос?
Пришлось вмешиваться, успокаивать Денисову.
— Хватит! — он поднялся со стула, с трудом распрямляя затёкшую поясницу. Закашлялся, потом спокойно обратился к Гошке: — Зачем тебе кони, Полторанин? Что будешь делать с ними?
— Лечить, — парень пожал плечами. — Что ещё с ними делать? Отдадите, погоню табун к деду Липату на Старое Зимовье — он травы знает. Пущай отдохнут, нагуляются на воле. А потом возверну их вам. Рысаками верну.
— Болтаешь, балагуришь? — усомнился Денисов.
— Не, я на полком серьёзе.
— А ежели загубишь коней?
— Так они же всё равно к смерти приговорённые. Вам же лучше — не стрелять. Да вы не бойтесь, всё будет в норме. Сказал: поставлю коней на ноги. Может, забожиться но-ростовски?
Гошка, конечно, куражился — это видели и понимали все. Однако понимали и другое: парень, при всей своей несерьёзности и бесшабашности, предлагает единственно разумный выход. Даже фельдшер Грипась не пытался возражать, тем более, что с него лично снималась значительная доля ответственности. Хотя он мог, имел полное право не разрешить: инфекция…
— А с работой как? — с насмешкой спросил Корытин. — Поди, немедля уволишься?
— Уж это никак нет! — присвистнул Гошка. — Увольнять меня закон не разрешит. Беру лошадей только с сохранением оклада жалованья. А как же: я не для себя, для государства стараться буду. Надо понимать, граждане-товарищи.
— Ладно, Полторанин, — сказал парторг Денисов. — Бери лошадей. Попробуй, а мы постараемся помочь. Что тебе потребуется?
— Да ничего! — рассмеялся Гошка. — Давайте мне моего Кумека, да инвентарь положенный.
Он небрежно бросил на плечо пиджак и, дымя папироской, направился в дальнюю конюшню седлать своего мерина. Члены комиссии молча проводили его взглядами, переглянулись: парень, как ни крути, прав. На все сто процентов.
Глава 7
Коз в Черемше не было — проку от них мало, к тому же большинство хозяев держали коров. А козёл был — единственный в селе, беспутный бродяга и алкоголик, Звали его Ромкой.
В Черемшанское высокогорье Ромка попал случайно, крохотным пушистым козлёнком, которого привезла о собой жена бывшего начальника строительства Петухова — большая любительница всякой живности. Через год она уехала (здешний климат оказался вредным для её здоровья), а козлёнка бросила, оставила в рябиновом палисаднике коттеджа. Инженер Петухов сутками невылазно торчал на стройке, ему было не до экзотического козла, крайне избалованного, привыкшего по утрам жрать
Так Ромка стал ничейным, общественным козлом.
Очень скоро он забыл про шоколад, жизнь приучила его к овсу, жёсткому сену и чёрствой корочке хлеба. А мужики-возчики приучили к водке: уже к осени Ромка запросто выпивал четвертинку, которую под дружный готот ему вливал в горло кто-нибудь из возчиков. Потом, оправдывая своё происхождение и породу, он начинал козлить: брыкаться, бодаться, мекать, всячески куражиться, как и подобает пьяному козлу, на потеху не менее пьяным возчикам и конюхам.
По субботним дням, когда обычно приходил очередной обоз "с низу", из города, Ромка уже с утра делался крайне беспокойным, назойливым и агрессивным. Он являлся к открытию сельмага, ровно к восьми, занимал свою привычную позицию справа от крыльца и, не моргая, следил дерзкими ореховыми глазами за каждым покупателем: его интересовали водка и сладости. Насчёт выпивки тут редко везло, зато перепадали леденцы, кусочки сахара или жгутики "слайки" — вяленой бухарской дыни, которую Ромка любил до умопомрачения. С козлом предпочитали не связываться, давали ему, если просит, кидали какую-нибудь подачку. Ромка отказов не терпел, нахально бежал рядом и мекал, а то, разозлившись, случалось давал под зад — рога у него были хоть и ломаные, но довольно крепкие.
В эту субботу Ромке не особенно везло, солидных покупателей не видно, так — одна мелюзга. Ребятишки-пацаны, забегавшие, чтобы истратить заповедные копейки на хлебный мякиш для приманки гальянов, а то и на пачку папирос-гвоздиков. Ежели кто из них и дразнил кусочком рафинада, Ромка не реагировал — этих стрекулистов непросто догнать.
И вдруг Ромка тревожно поскрёб копытом и примял боевую стойку: в дверях магазина показалась огромная, дебелая женщина, обвешанная сумками с разнообразной снедью. Козёл потянул носом и удовлетворённо мекнул: он уловил знакомые соблазнительные запахи.
Бродяга бросился к крыльцу, преградил дорогу и просительно склонил свою грязно-белую голову. Однако покупательница, через кульки и пакеты, прижатые к пышной груди, презрительно поглядела на странного попрошайку и прошла мимо. Тогда Ромка забежал вперёд и снова появился на пути, на этот раз — с угрожающим меканьем.
Он неожиданно получил такой пинок, что перевернулся, отлетел к обочине. А покупательница пошла по дороге, и могучие её бёдра колыхались, обтянутые сатином тигровой расцветки, словно предупреждая: опасно. Впрочем, это только ещё больше разозлило козла, он разбежался и пошёл на таран, с яростью направив рога в пухлый полосатый полукруг…
Удар был потрясающий — Ромка сам, как мячик, отлетел назад, а покупательница всей своей монументальной мощью грохнулась прямо посередине пыльной улицы. Посыпались ириски, карамельки, пшено и макароны, полилось из бидона пахучее подсолнечное масло. Козёл же кинулся к "слайке", отлетевшей далеко в сторону.
Несколько минут, ползая на карачках, покупательница собирала рассыпанное добро. Она решительно отказалась от помощи пацанов, галдевших на обочине (половина конфет могла бы запросто оказаться у них за пазухами).