Череп грифона
Шрифт:
— Как ты думаешь, сколько еще продлится осада? — спросил Менедем.
— Понятия не имею, почтеннейший. — Воин покачал головой. — Я обязан вернуться в лагерь к тому времени, как рана заживет, — он пошевелил пальцами, торчащими из повязки, — и снова приняться за дело. У Галикарнаса прочные стены, и, судя по тому, как сражаются его жители, можно подумать, что все они — полноправные граждане.
Менедем фыркнул. Ему совсем не это хотелось услышать.
Наемник Птолемея забрал благовония и покинул агору. Он не беспокоился
Хотел бы Менедем смотреть на вещи так же оптимистично.
Мимо прошагал жонглер, удерживая в воздухе фонтан из шести или восьми ножей, чашек и кожаных мячей. Кто-то кинул ему монету. Жонглер ловко поймал ее и отправил в рот, не упустив ни одного предмета.
Менедем любил такие представления. В другой день он бы тоже бросил парню несколько оболов. Но сегодня он позволил жонглеру пройти мимо без вознаграждения. Артист неодобрительно на него взглянул, однако получил в ответ твердый взгляд. Учитывая, какие новости Менедем только что узнал, он решил, что ему сейчас нельзя тратить ни крупицы серебра.
Соклей сказал:
— Значит, Миндос отпадает. Может, двинемся на Калимнос? Это ненамного дальше. Или мы могли бы вернуться в Книд под парусом, а не на веслах.
— С каждым днем мне этого хочется все больше, — признался Менедем. — Мы же добрались сюда с середины пролива между Калимносом и материком. Поэтому, полагаю, у нас неплохие шансы уйти отсюда за один переход. Но все равно… — Он нахмурился. — Я не люблю так рисковать.
— Ты — капитан, — сказал его двоюродный брат. — Наверное, я должен быть благодарен, что в море ты более осторожен, чем на суше.
— Ха, — негромко ответил Менедем.
Соклей часто попрекал его куда более резко.
— Благовония из прекрасных родосских роз! — возвысил голос Менедем. — Бальзам из Энгеди — прекрасное лекарство и замечательное благовоние. Чернила высшего качества! Пурпурная краска!
К вечеру они с Соклеем продали немного чернил и бальзама. Еще они продали благовония, а какой-то мелкий торговец купил у них краску. Но их прибыль и близко не подошла к полутора минам, которые приходилось выплачивать морякам каждый день.
На пути обратно в гавань Соклей сказал:
— Надеюсь, нам не придется продавать шелк, который мы купили у Пиксодара.
— Хоть бы не пришлось! — ответил Менедем. — Продать его здесь мы сможем только себе в убыток. Мы уже это проходили.
— Не напоминай, — попросил Соклей. — Но если нам придется добывать серебро, чтобы продолжать платить команде… — Он пнул дорожную грязь.
— Нет, ничего нового, — сказал Диоклей, когда они взошли на борт «Афродиты». Но потом начальник гребцов покачал головой: — Хотя беру свои слова обратно. Один из пятиярусников Птолемея приковылял в гавань, сидя
Менедем выругался.
— Опять эти вонючие плотники будут по уши в работе. — Он повернулся к Соклею. — Лучше бы мы отправились прямиком в дом проксена. Таких новостей я предпочел бы не слышать.
— Тут уж ничего не поделаешь, мой дорогой, — ответил его двоюродный брат. — Это ведь все равно произошло, услышали бы мы об этом или нет.
Он сказал правду, но она мало утешила Менедема. Менедем уже сделал пару шагов по сходням, собираясь вернуться в город, пока не стемнело, как вдруг Диоклей сказал:
— Кто-то сюда идет — и очень торопится.
— Клянусь египетской собакой! — воскликнул Соклей. — Это же Полемей!
Великан рысил по пристани к акатосу. Он помедлил на полдороге, чтобы оглянуться через плечо, будто опасался погони. Никого не увидев, он поспешил дальше.
— Радуйся, Менедем, — сказал он, задыхаясь. — Ты должен увезти меня отсюда, и быстро.
— Что? — ошеломленно спросил Менедем. — Почему?
Племянник Антигона нахмурился.
— Сейчас скажу тебе почему. Этот шлюхин сын Птолемей думает, что я раздаю серебро некоторым из его офицеров, чтобы заставить их переметнуться ко мне, вот почему… Что, конечно же, ложь, — добавил он спустя пару многозначительных сердцебиений.
— Конечно. — Менедем ни на мгновение ему не поверил.
— Так вы увезете меня отсюда? — вопросил Полемей. — Ради всех богов, я заплачу обычную плату за перевоз и даже больше. Назовите цену — и я не буду торговаться. Я засыплю вас драхмами, только увезите меня от этого ублюдка.
Соклей чуть заметно качнул головой. Но в этом деле Менедем не нуждался в советах двоюродного брата.
— Прости, почтеннейший, — сказал он Полемею, — но мы и сами здесь застряли. Проклятое крутобокое судно врезалось в нас, и мы который уже день ждем, когда же починят наш акатос. Если мы покинем гавань, то наверняка затонем, не успев пройти и стадии.
Он преувеличил, но Полемей этого не знал.
Махнув рукой, Менедем продолжал:
— Кроме того, ты видишь и сам — большей части команды нет на борту. Так как я могу отплыть?
Полемей гортанно зарычал — такой рык мог бы издать отчаявшийся затравленный зверь. Он снова посмотрел в сторону города и на этот раз взвыл, увидев приближающийся быстрым маршем отряд гоплитов.
— Спрячьте меня! — попросил он. Но потом сказал: — Слишком поздно. Они меня уже видели.
И выдернул из ножен меч.
Воины были в шлемах и носили корселеты, некоторые — бронзовые, другие — льняные; все имели при себе щиты и длинные копья. Им не пришлось бы долго биться с македонцем, не имевшим доспехов, но их предводитель, офицер, над шлемом которого колебался пурпурный султан, вежливо кивнул Полемею.