Черепаший вальс
Шрифт:
На пороге кухни застыла Зоэ, прижимая к груди пакеты, которые несла к себе в комнату. Какое-то время она смотрела на мать в объятиях дяди, потом опустила голову и выскользнула в коридор.
— А теперь кого ждем? — спросила Ширли. — Это что, вечеринка иллюзионистов, исчезаете все по очереди!
Филипп и Жозефина вернулись в гостиную и наперебой рассказывали, как спасли индейку от высыхания. Их возбуждение решительно не вязалось с прежней сдержанностью, и в глазах Ширли мелькнуло любопытство.
— Ждем
Она посмотрелась в зеркало над комодом, заложила прядку за ухо, поморщилась и вернула ее на прежнее место. Хорошо все-таки, что она не постриглась. У нее такие густые, блестящие волосы, их медный отлив прекрасно оттеняет зеленые глаза. Постричься — еще одна идея этой твари Агаты, она все должна делать по указке модных журналов! Интересно, где эта отмороженная справляет Рождество? С родителями в Валь д’Изере или в каком-нибудь лондонском клубе со своими бандюками? Ноги их больше не будет в моей квартире! Не выношу их сальные рожи. На Гэри и то пялятся!
— Может, это кто-то из соседей? — предположила Ширли. — Узнала, что человек встречает Рождество в одиночестве, и пригласила к нам.
— Вряд ли, таких вроде бы и нет. Ван ден Броки празднуют семьей, Лефлок-Пиньели тоже, и Мерсоны…
— Лефлок-Пиньель? — переспросил Филипп. — Я знаю одного Лефлок-Пиньеля, банкира. Эрве, кажется.
— Красавец-мужчина, — заметила Гортензия. — И не сводит с мамы глаз!
— Вот как… — протянул Филипп, глядя в упор на Жозефину, которая, естественно, тут же густо покраснела. — Он к тебе приставал?
— Нет! Гортензия городит неизвестно что!
— В любом случае, у него прекрасный вкус! — улыбнулся Филипп. — Но если это тот, с которым я знаком, то он не похож на дамского угодника.
— Он говорит со мной на «вы» и отказывается звать по имени — только мадам Кортес! Никаких вольностей, не говоря уж о флирте!
— Должно быть, тот самый, — сказал Филипп. — Банкир, красавец, суровый такой, у него молодая жена из очень хорошей семьи: ее отец — владелец инвестиционного банка и сделал зятя директором…
— Жену я ни разу не видела, — сказала Жозефина.
— Неприметная блондинка, тихая и скромная, почти не открывает рот, тушуется перед ним. У них, кажется, трое детей. Если мне не изменяет память, они потеряли еще одного ребенка, первенца, его задавила машина. Ему было девять месяцев. Мать принесла его в детском кресле на стоянку и поставила на землю, чтобы достать ключи, а тут кто-то проехал…
— Боже мой! — вскричала Жозефина. — Тогда понятно, почему ее не видно и не слышно! Бедняжка!
— Это было ужасно. В банке все на цыпочках ходили, боялись ему слово сказать, а если кто начинал бормотать соболезнования, он его просто испепелял одним взглядом!
— Вы с ним чуть-чуть разминулись, он приходил незадолго до тебя.
— Я в свое время имел с ним дело. Тяжелый человек, обидчивый, и при этом
— В смысле — двуликим? — засмеялась Жозефина.
— Знаешь, он, конечно, голова. Окончил Национальную школу управления, Политехнический, Горный… Каких только дипломов у него нет! Четыре года преподавал в Гарварде. Ему предлагали место в Массачусетсском технологическом институте. Все подчиненные смотрят ему в рот…
— Отлично! Он наш сосед и положил глаз на маму. Новая мыльная опера! — провозгласила Гортензия.
— Да куда там Зоэ подевалась? Лично я есть хочу, — сказал Гэри. — Так вкусно пахнет!
— Она понесла в комнату подарки, — объяснила Ширли.
— Я сейчас принесу лосося и фуа-гра, она сразу явится, — решила Жозефина. — А вы пока рассаживайтесь, я положила карточки с именами на тарелки.
— Я с тобой, а то я еще не исчезала! — заявила Ширли.
На кухне Ширли плотно прикрыла дверь и, нацелив на Жозефину указующий перст, решительно приказала:
— А теперь давай рассказывай! Неча на индейку пенять!
Жозефина покраснела, взяла блюдо и стала раскладывать фуа-гра.
— Он меня поцеловал!
— А, ну наконец-то! Странно, что так долго ждал!
— Он же мой зять! Ты что, забыла?
— Но тебе понравилось? Вас не было довольно долго. Мы еще гадали, чем это вы там занимаетесь.
— Это было здорово, Ширли, так здорово! Я и представить себе не могла! Вот, значит, что такое настоящий поцелуй! Я вся дрожала. С головы до ног. При том, что за спиной была горячая духовка!
— Лучше поздно, чем никогда.
— Издеваешься?
— Ни боже мой! Наоборот, снимаю шляпу перед столь пылким поцелуем.
Жозефина обдала кипятком нож, вынула из формы фуа-гра, выложила на блюдо в окружении желе и листьев латука и спросила:
— И что мне теперь делать?
— Подать с тостами…
— Да не с этим, дура! С Филиппом!
— Ты по уши в дерьме. Deep, deep shit! [42] Добро пожаловать в клуб невозможной любви!
— Я бы лучше вступила в какой-нибудь другой! Ширли, ну серьезно… что делать-то?
42
«Глубоко в дерьме» (англ.).
— Достать лосося, поджарить тосты, открыть бутылку славного вина, положить масло в красивую масленку, нарезать лимон для лосося… То ли еще будет!
— Спасибо, утешила! У меня мозг взрывается, правое полушарие говорит «молодец, расслабься и получай удовольствие», а левое вопит «тревога, опомнись, остановись»!
— Знаю, проходили.
Щеки Жозефины пылали.
— Я готова целоваться с ним все время, снова и снова. Ширли! Это так здорово! Так бы и не отрывалась никогда!
— Ай-ай-ай! Плохо дело.