Черепаший вальс
Шрифт:
Он посмотрел на нее с иронией.
— Думаешь, если ты пообещаешь измениться, то и вправду изменишься, а если попросишь прощения, я все забуду и мы заживем как прежде? Все не так просто, моя милая!
Ласковое слово вновь пробудило в ней надежду. Она положила ему голову на колени, погладила по ноге.
— Прости меня за все!
— Ирис! Прошу тебя! Ты меня ставишь в неудобное положение…
Он дернул ногой, словно отгоняя назойливую собаку.
— Но я не смогу без тебя жить! Что мне теперь делать?
— Это не мои
— А ты что будешь делать?
— Пока не знаю. Мне хочется покоя, нежности, понимания… Хочется все поменять. Ты долго была для меня единственным смыслом жизни, еще я страстно любил свою работу и сына, которого открыл для себя совсем недавно. Работа мне надоела, ты сделала все, чтобы от тебя я тоже устал, остается только Александр и желание жить по-другому. Мне пятьдесят один год, Ирис. Я много развлекался, заработал много денег, но и себя растратил порядочно. Мне больше не нужны ни великосветские манеры и рауты, ни фальшивые объяснения в любви и дружбе, и тешить свое мужское тщеславие я тоже не хочу. Тут твоя подруга Беранжер делала мне авансы, когда мы с ней последний раз виделись…
— Беранжер!
Ирис это удивило и позабавило.
— Я знаю, в чем теперь мое счастье, и оно не имеет к тебе никакого отношения. Наоборот, ты полная его противоположность. Я смотрю на тебя, я тебя узнаю, но увы, больше не люблю. На это понадобилось много времени, восемнадцать лет… Словно песчинки в песочных часах утекали из верхней части в нижнюю. Твой запас песка иссяк, и я перевернул часы… Все, в сущности, очень просто…
Она подняла к нему прекрасное, искаженное болью лицо, не в силах поверить.
— Но это невозможно! — повторила она, читая решимость в его взгляде.
— Теперь возможно. Ирис, ты прекрасно знаешь, мы больше ничего не испытываем друг к другу. Зачем притворяться?
— Но я-то тебя люблю!
— Перестань пожалуйста! Веди себя прилично!
Он снисходительно улыбнулся. Погладил ее по голове, как гладят ребенка, чтобы успокоить.
— Оставь меня у себя. Мое место здесь.
— Нет, Ирис, нет… Я долго надеялся, но с этим покончено. Я очень тебя люблю — но больше не люблю. И тут, дорогая моя, ничего не поделаешь.
Она вскочила, словно ее укусила змея.
— У тебя появилась женщина?
— Это тебя не касается.
— У тебя появилась женщина! Кто это? Она живет в Лондоне? Потому ты и переехал сюда! Давно ты мне изменяешь?
— Ирис, это смешно. Давай не будем.
— Ты любишь другую. Я это почувствовала сразу, как только приехала. Женщина знает, когда мужчина теряет к ней интерес, потому что он смотрит сквозь нее. Я стала для тебя прозрачной. Это невыносимо!
— По-моему, ты не в том положении, чтобы закатывать сцены, а?
Он поднял на нее насмешливый взгляд, и она гневно закричала:
— Я тебе даже с ним не изменяла! Между нами ничего не было! Вообще ничего!
— Возможно, но это ничего не
— А моя любовь тебе, значит, не нужна?
— Это не любовь, это самолюбие; ты быстро оправишься. Найдешь другого мужчину, я в тебя верю.
— Зачем же ты меня тогда звал?
— Как будто ты меня спрашивала! Сама навязалась, я не стал возражать из-за Александра, но сам бы тебя никогда не позвал.
— Кстати, об Александре! Я увожу его с собой, вот так! Не оставлю его здесь с этой твоей… любовницей!
Она выплюнула это слово, словно оно пачкало ей рот.
Он схватил ее за волосы, притянул так, что ей стало больно, и прошептал в самое ухо:
— Александр остается здесь, со мной, и это не обсуждается!
— Отпусти меня!
— Слышишь? Будем бороться, если хочешь, но тебе его не видать! Ты мне скажешь, сколько тебе нужно денег, я пришлю, но Александра тебе не отдам.
— Это мы еще посмотрим! Он мой сын.
— Ты никогда им не занималась, никогда о нем не заботилась, и я не допущу, чтобы ты превращала его в орудие шантажа. Понятно?
Она поникла головой и не ответила.
— Сегодня ты переночуешь в гостинице. Здесь рядом есть прекрасный отель. Проведешь там ночь и завтра уедешь, не устраивая сцен. Я объясню Александру, что ты заболела и вернулась в Париж; отныне ты будешь видеться с ним здесь. Мы обговорим даты, и ты сможешь приезжать так часто, как тебе хочется, при условии, что будешь вести себя подобающим образом. Между нами все решено, и его это не должно касаться.
Она высвободилась и встала. Поправила блузку. И, не глядя на него, сказала:
— Я все поняла. Я подумаю и скажу тебе. Вернее, найму адвоката, чтобы он с тобой говорил. Ты хочешь войны — ты ее получишь.
Он расхохотался.
— Как ты собралась воевать, Ирис?
— Как все матери, которые бьются за своих детей! Ребенка всегда оставляют с матерью! Если она не проститутка, алкоголичка или наркоманка!
— Которая, заметь, может быть прекрасной матерью. По крайней мере куда лучшей матерью, чем ты. Не воюй со мной, Ирис, можешь все потерять.
— Это мы еще посмотрим!
— У меня есть твои фото в журнале, где ты целуешься с подростком, у меня есть свидетели твоего распутства в Нью-Йорке, я даже нанял частного детектива, чтобы знать все детали твоего романа с Габором Минаром, я оплачивал все то время, что ты лежала в клинике, я оплачивал твои счета от парикмахера, массажиста, портного, из ресторанов, ты тратишь тысячи евро не считая и даже не можешь сама сложить эти цифры! Ты никак не тянешь на заботливую мать. Судья будет над тобой смеяться. Особенно если это женщина, которая сама зарабатывает на жизнь! Ты не знаешь, что такое жизнь, Ирис. Ты понятия об этом не имеешь. Ты будешь посмешищем для всего суда.