Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт

Автор неизвестен

Доктор Круз помолчал.

– А как считает Том Каст, что происходит с человеческим разумом? Разум развивается или деградирует?

– И развивается, и деградирует.

– Но это же логический абсурд! Такое суждение могли позволить себе средневековые японцы, но они пришли к этому не путем умозаключений, а иначе…

– Но не диалектический! – Джон Смитли засмеялся ясным, правда, чуть злорадным смехом. – Разум, конечно, развивается, мозг увеличивает свой вес, растет количество мозговых клеток. Но, по Тому Касту, это оружие двуострое. Разрастаясь, мозг постепенно подавляет то, что его стимулирует. Эмоции, воображение,

мораль, эстетические категории. Все это он считает гораздо более естественным для человека, чем инстинкты. Совсем исчезают интуиция и прозрение. Как наивысшие формы знания.

– Нет такого знания, – заметил доктор Круз.

– По Тому Касту – есть! По его мнению, разум сам по себе бесполезен и беспомощен! Лишенный своих естественных стимулов, жизненных соков, он быстро деградирует. А это приводит к тому, что вся человеческая жизнь постепенно замедляет свое движение, остывает. В результате чего и возникает энтропия.

– Очень наивно, – презрительно возразил доктор Круз. – С чего он взял, что эмоции и воображение важнее разума?

– Том Каст имеет в виду не мозг. В сущности, еще ни один умник на свете не выяснил, что такое мозг и какого типа энергия помогает ему осуществлять важнейшие функции. Под разумом Том Каст понимает способность человека к активному мышлению.

Прошло уже десять минут, а знаменитого доктора-философа все не было. Подождав немного, доктор Круз и Джон Смитли отправились к нему в гостиницу.

Они позвонили в номер. Никто не ответил. Ключа у портье тоже не оказалось. Джон всерьез встревожился. Он обежал все холлы, заглянул в бары и, наконец, нашел его у ресторана.

Маленький, худощавый, но с мягким, округлым животиком, вырисовывающимся под шелковым жилетом, Том Каст напоминал цаплю, неизвестно почему торчащую у дверей ресторана на тонких, сухих ногах. Знаменитый доктор-ученый стоял, сунув руки в карманы полосатых брюк и с интересом разглядывал посетителей.

Мимо проносились официанты с подносами, вежливо обходя его, но философ их попросту не замечал. Как и не заметил сначала молодых людей, в недоумении остановившихся перед ним. Потом взгляд его задержался на приветливо улыбающемся лице Джона. Ни малейшего смущения, а тем паче вины ученый явно не испытывал.

– Ведь мы же договорились встретиться в клинике доктора Круза? – начал Джон.

– Разве? – рассеянно отозвался ученый. – Не все ли равно?

– Как это все равно, господин Каст? Мы полчаса вас прождали там.

– Все равно, все равно, – пробормотал ученый. – Я тут кое о чем размышлял. Доктор Круз и Джон Смитли переглянулись.

– О чем же, господин Каст?

– О портрете нации. То есть, я имею в виду, вашей нации… Иногда лицо человека говорит больше, чем, к примеру, хорошо обдуманное поведение.

– Извините, но здесь каждый второй – иностранец, – безжалостно сказал Джон. Но Том Каст ничуть не смутился.

– Все равно, все равно… А это, вероятно, доктор Круз?

– Да, разрешите вам его представить. Но Том Каст даже забыл протянуть руку, с таким откровенным любопытством он воззрился на Круза, словно впервые увидел самурая. Похоже, глаза его немного, чуть заметно косили, хотя смотрели проницательно и сосредоточенно. Лишь когда все уселись за столик, Том Каст дружелюбно сказал:

– Красивый представительный молодой джентльмен. Вам очень пошел бы белый жилет, вы не

находите?

– Эта мысль давно меня занимает, сэр, – вполне серьезно отозвался доктор Круз. – Да все никак не наберусь смелости…

Что-то дрогнуло в глазах философа, он вынул из кармана записную книжку, переплетенную в искусственную шагреневую кожу и что-то записал.

Официант поспешил подойти к их столику. Заказали закуску и водку. Ждать пришлось недолго. Том Каст тут же ухватился за рюмку.

– За ваше здоровье, друзья! Один мой знакомый вполне серьезно утверждал, что вы не знаете отпущения именно потому, что у вас есть водка.

– Это импортная, господин Каст.

– Э, все равно, все равно. А вы, господин Круз?

– Извините, я не пью.

– Почему?

Круз поколебался, а затем неохотно сказал:

– Не знаю, сэр, мне трудно ответить на это однозначно, но я думаю, что это деформирует разум.

– А вам не кажется, что деформированный разум порой рождает весьма причудливые образы?

– Зачем же она нужна, эта причудливость? Вполне достаточно истинных образов.

– Все великие истины странны, молодой человек. И, к тому же, необъяснимы. Чтобы не сказать сверхъестественны, каковыми они, естественно, не являются. Что такое, например, земное притяжение? Или время? Можно ли их постичь разумом? А что такое воображение? Да и есть ли вообще что-нибудь более невероятное и загадочное, чем человеческое воображение?

– Но разве воображение не есть комбинаторная способность человеческого разума?

– В этом и заключается одна из серьезнейших загадок природы, – сказал Том Каст, потирая руки. – Вы никогда не задумывались над тем, почему самое живое и интенсивное воображение свойственно именно, молодым людям? Чем старше человек, тем реже он им пользуется, тем меньше мечтает. И в конечном итоге получается, что разум подавляет воображение вместо того, чтобы его стимулировать. Доктор Круз мрачно молчал.

– И чем это вы объясняете, сэр? – с учтивым интересом спросил Джон.

– Ничем! Это выше моих сил! – с удовольствием ответил философ. – И не хочу объяснять. Даже нейрофизиологи не могут сказать об этом ничего внятного. Но факт остается фактом. Если принять, что мозг – единственное средоточие и носитель психической деятельности, то что получается? Получается, что более молодой и более бедный клетками и нейронами мозг выполняет самую ответственную и тонкую работу.

– Это логический абсурд, – сказал Круз. Том Каст с живостью взглянул на него:

– Где же вы здесь видите логическую ошибку?

– В утверждении, что воображение – самый тонкий продукт психической деятельности. Таковым, несомненно, является мышление, и именно абстрактное мышление.

– Да. Охотно соглашаюсь с вами. Лично я разделяю это мнение, потому что я философ, то есть моя профессия – абстрактное мышление, основанное на безупречности логики. Но что подсказывает нам действительность? Или, вернее, практика? Философы стареют и забываются. Самых гениальных ученых что ни день опровергают. Только люди искусства остаются вечно молодыми и сильными. Больше того, Гомер или Шекспир сейчас производят гораздо более мощное впечатление, чем в те времена, когда они создавали свои шедевры. А что такое искусство? Прежде всего, это воображение. А воображение это тем богаче, чем моложе и сильнее породившее его чувство.