Через бури
Шрифт:
Конторка начальника отделялась от шумного цеха стеклянной перегородкой и казалась его частью. При виде студента из-за стола, как от станка, поднялся невысокий бородатый человек в очках с тонкой металлической оправой.
— Практикант? Вот хорошо, — радушно встретил он. — Пойдем. Ты нам и нужен. Будешь у нас конструктором цеха.
— Михал Дмитрич! Мне бы к станку…
— Я пятьдесят лет Михал Дмитрич. Из них тридцать пять на заводе. Инженеров толковых Колчак увел. А к нам станки новые пришли по дюймовой системе, для запасных
— Там учат не запоминать, а понимать.
— Понимание — оно, конешно, перво дело. Так. Где ж мне такое без образования?
— При станках набор шестерен приложен?
— А как же без «перебору». Только в наборе шестеренок сам черт не разберется.
— Попробую, Михал Дмитрич, вам черта заменить.
— Фу ты! Безбожная твоя накипь! Пошто нечистую силу поминаешь! Накликаешь беды.
Они подошли к новенькому токарному станку. Рабочие возились с последними креплениями.
— А! Михал Дмитрич! Здоровеньки булы. До тебе топать дюже треба, — встретил этими словами подошедших здоровяк с висячими усами.
— Тут с хохлацкими мозгами с зубчатками станочными не управиться. А наладчик из Полтавы не прибыл.
— Так это ж для перебору.
— То ж нам ясно, товарищ начальник. Ты укажи, какую с какой сцеплять?
— А на то вместо инженера нам студента прислали.
— И вам, здоровеньки булы! Батьку как кликали?
— Петром Званцевым. А меня — Сашей.
— По нашему Олесь. Ласково. Но Саша, так Саша. Давай, побачимо. Посмотри: номера, яки выбиты.
— Это не номера, товарищи, а число зубцов в зубчатке.
— Ишь, как раскумекал. А зачем? — спросил молодой напарник наладчика. — С дюймов на миллиметры как?
Саша этого не знал, но, взяв в руки самую большую зубчатку, увидал на ней выбитое число сто двадцать семь и, сообразив, что в одном дюйме 2,54 мм — кратно числу зубцов, не задумываясь, сказал:
— Когда миллиметровую резьбу надо нарезать — в зацепление эту зубчатку вставляйте.
— Магическое число, — уверенно заявил начальник цеха. — Я ж говорил: без нечистой силы не обойтись.
— Почему? — удивился Саша.
Старый уралец умел считать быстро:
— Число сто двадцать семь, сложи все цифры, десять получишь. Еще раз сложи, единица останется. Магический знак.
— Что ж, в математике целый раздел есть — магические квадраты. Прелюбопытно.
— Нет уж, Саша, уволь. Ты думаешь, почему враги наши за дюймы держатся? Под адовой единицей ходят.
— Магические квадраты — чудеса впору чернокнижья, а математически безупречны.
— Квадраты говоришь? Вот мы на них твою магию и испытаем. К станку просился? Дам сверлильный. Заказ крупный, срочный. Литые, отопительные батареи. С двух сторон площадки обработанные. Квадратные как раз! Сам разметишь на каждой. По четыре отверстия. Просверлишь, перевернешь, снова сверти.
И он подвел практиканта к штабелям, сложенным из ребристых батареи.
— Придется ишачить, — сказал и, хитровато посмотрев на Сашу, добавил: — Посмотрим, какие у тебя магические квадраты?
Приспособление для одновременного сверления четырех отверстий Званцев сконструировал просто. Оно имело четыре шпинделя для четырех сверл. На каждом своя шестеренка с центральной зубчаткой и хвостовиком, заменившем сверло станка. При вращении в обратную сторону за одно опускание он просверливал с предельной точностью четыре отверстия. Потом батарея переворачивалась, точно встав на четыре штырька, вставленных в просверленные тем же четырехсверлым приспособлением.
Народ сбежался смотреть на выдумку студента. Разметка не нужна, и производительность труда возросла в семь раз!
А через несколько лет появятся Алексей Стаханов и сестры Виноградовы. И рекорды зазвучат не только со стадионов, а из шахт, с заводов, сельских полей. Новое отношение к труду уже зарождалось на Урале.
Возвращался Саша Званцев в Томск признанным и премированным изобретателем. «Будет повод спеть «Крам-бам-були»! — размышлял он. — Нет. Лучше перед ребятами не хвастать…»
Как приятно идти со станции Томск — I до города без тачки! На душе радостно! Но как рассказать ребятам о пяти тысячах просверленных батарей?
Званцев с походной сумкой через плечо вошел в неприглядную мазанку бабы Груни. Та удивленно уставилась на него, не сразу ответив на приветствие.
— Или не узнали, баба Груня? — рассмеялся Саша.
— Да что ты, голубчик мой, Сашенька! Или обратно ко мне возвращаешься?
— Как обратно? — изумился Саша.
— Так ведь вещички твои девонька твоя все забрала, все до единенькой.
— А готовальня на столе осталась?
— Нет, Сашенька. Эта моя. Приготовила на продажу. Купи.
— Куда мне две! Пойду выяснять, на каком я свете. Прощайте, баба Груня. Спасибо за все.
И он, поправив сумку на плече, бодро зашагал к Черепичной улице.
В доме номер двадцать пять поднялся в большую проходную комнату, откуда вела дверь и к сестрам Давидович.
Навстречу вышла обрадованная Катя, а за ней чуть смущенный Юрочка Дубакин.
— А мы так тебя ждали. Никак расселиться не могли, — начала Катя.
— А почему меня от бабы Груни забрали?
— Ты сначала поздравь нас с Юрочкой, а потом обращайся и здоровайся по-новому.
— Ничего не пойму!
— Ну вот! — разочарованно протянула Катя. — А мы думали, что ты все можешь придумать. Я же поздравляю тебя с восемнадцатилетием.
— А тебя?
— Не только меня, но и Юрочку. Теперь мы оба супруги Дубакины.
— Поженились! Вот черти в крапинку! Ну, поздравляю! Желаю счастья!
— И отдельной комнаты не забудь, — поспешила добавить Катя.