Через миллиард лет
Шрифт:
– Говорите еще слова, – попросил робот.
– Язык, на котором я сейчас говорю, называется английский, продолжал я.
– Это один из самых главных языков Земли. Мой коллега, обратившийся к вам до меня, говорил по-каламориански. Этот язык используют на другой планете в другой солнечной системе далеко от нас.
Я говорил и видел, как цепочки иероглифов Высших пробегают по поверхности трубочки. Аппарат превращал мою устную речь в письмена Высших.
И транслировал их. Не знаю, облегчало ли это роботу понимание. Когда я пишу «Дихн рууу мирт корп», я
Наверное, все-таки как-то облегчало, потому что активный словарь робота пополнялся с каждой минутой этой странной односторонней беседы.
– Скажи имя второго, – попросил он.
– Оно – Стин Стин с Каламора. Мы прилетели сюда, чтобы узнать как можно больше всего о тех, кто построил этот сейф и оставил вас там.
– Скажи больше имен вещей.
Я принялся указывать пальцем и называть: сейф, пещера, дверь, дверной проем, корабль, небо – перечислил все, во что мог ткнуть. Осторожно подбирая слова, я дал роботу понять, что нам известно, что со дня сооружения сейфа прошло очень много времени. Я попытался объяснить, что мы – ученые, археологи, которые откопали руины станций Высших, нашли там множество вещей, оставшихся от них, но никто из разумных существ, населяющих эту часть Галактики, никогда не видел живого Высшего. И так далее.
Робот изучал надписи, плывущие по поверхности трубки, с нарастающим интересом – по крайней мере, мне так показалось, – но от комментариев воздерживался и только время от времени подгонял меня просьбами продолжать. Его наручная машина уже сожрала вполне приличную порцию информации. В какой-то миг меня осенило, что пора бы уже сообщить на корабль о том, что у нас тут происходит. Я повернулся к Стин Стин:
– Выйди на корабельную частоту и расскажи доктору Хорккку, чем мы занимаемся.
– А ты в это время будешь наполнять уши робота своей ядовитой ложью?
Сам вызывай!
Я с трудом удержался от того, чтобы не дать Стин Стин пинка под зад.
Спасло его только полное отсутствие зада. Я подключился к корабельной связи, попросил всех немедленно явиться сюда и прервал контакт. Робот хотел больше слов… больше… еще больше… еще… Он впитывал их, как губка.
Первыми прибыли доктор Хорккк и Пилазинул, впрочем, остальные тоже не заставили себя ждать. Я объяснил ситуацию. Доктор Хорккк пришел в восторг.
– Продолжай говорить, – сказал он.
И я продолжал.
Я договорился до того, что у меня сел голос, тогда мой боевой пост заняла Яна, а когда она тоже осипла, – Саул Шахмун. Собственно, не имело значения, что мы там болтали в аппарат. Мы просто снабжали данными мощный компьютер, а он сам отделит существенное от несущественного и установит смысловые связи. Доктор Хорккк дрожал от возбуждения и одновременно был несколько разочарован: именно такую машину, аппарат, способный переводить с голоса неизвестный язык, он и пытался построить всю свою сознательную жизнь.
Примерно через час робот был удовлетворен.
– Не надо больше слов, – сказал он. –
Все ясно: машина до отказа набита всякими английскими словами. Она обработает их, установит связи и передаст информацию роботу, а если ему потом попадется непонятное слово, он легко установит его значение, ориентируясь по контексту.
Минут пять робот молча изучал поток иероглифов, скользящий по трубочке. Мы не осмеливались заговорить с ним.
Потом он поднял голову и на чистом английском языке (кстати, имитируя тембр голоса и манеру твоего братца) сказал:
– Сейчас я назову вам себя. Меня можно звать Дихн Рууу. Я – машина, созданная для служения Мирт Корп Ахм. Вы зовете этот народ Высшими. На ваш язык мое имя переводится так: «Машина, которая служит». Моя цель пребывать в постоянной готовности, чтобы я мог вновь служить Мирт Корп Ахм, когда они возвратятся в эту систему.
Еще одна долгая пауза. Похоже, Дихн Рууу ожидал наших вопросов.
Пилазинул поднял руку:
– Сколько времени прошло с тех пор, как Мирт Корп Ахм последний раз побывали здесь?
– Как могу я обозначить промежуток времени? – спросил робот.
– Тяжелый случай, – пробормотал под нос Пилазинул. – Мы же не объяснили ему нашу систему отсчета.
Тут инициативу перехватил доктор Хорккк и, должен признать, справился замечательно.
– Базовая мера времени, наименьшая единица – секунда, – сказал он. – Звук, который я сейчас воспроизведу, длится ровно секунду.
Он отдал приказ корабельному компьютеру, который послушно взвыл ровно на секунду. Потом доктор Хорккк объяснил роботу, как строится наша система отсчета: шестьдесят секунд – минута, шестьдесят минут – час, двадцать четыре часа – сутки, и далее до года. Робот был приличной, вежливой машиной, а потому воздержался от комментариев в адрес запутанной и непрактичной системы, с которой мы сами мучаемся, да еще другим навязали. (Почему в минуте именно шестьдесят секунд? Отчего в неделе семь дней? Кто сказал, что в году должно быть двенадцать месяцев? Отчего мы не пользуемся разумной десятичной системой? Спросите у шумеров – по-моему, это они так развлекались.) Когда робот переварил нашу систему измерения времени, доктор Хорккк перешел к описанию линейных мер. Он начертил на полу пещеры отрезок длиной в сантиметр, рядом второй – метровой длины, а потом объяснил роботу, что такое километр, то есть тысяча метров. Наконец, он добил бедную железяку определением скорости движения астероида, выразив ее в километрах в час.
Робот вышел из пещеры, несколько минут смотрел на небеса, видимо, оценивал эффект параллакса, чтобы самому определить, как быстро движется астероид.
Та непонятная счетная машинка, что сидела в его голове, быстро вывела эту цифру в исчислении Высших, а потом подставила земную систему мер.
Робот сказал:
– Время полного обращения этого астероида вокруг солнца равно одному году шести месяцам пяти дням трем часам двум минутам и сорок одной секунде.
– Правильно, – сказал капитан Людвиг.