Через не хочу
Шрифт:
Алена точно знает, что ее, а что нет. Я, например, тоже не фанат рока, но вдруг это мое? Я про все думаю: а вдруг это мое?
А мы с дядей Илюшей попали на концерт! Алена сбегала домой и принесла нам красную книжечку своего папы, по которой они ходят в театр без билетов.
И нас пустили! Сказали: «Вам на балкон, там сидят представители профсоюзов, партии и комсомола».
Зал был битком набит, в креслах сидели по двое, везде стояли, свисали с потолка! И весь зал свистел, орал, визжал. На балконе все сидели молча, кроме дяди Илюши, он тоже свистел, орал.
Мы с ним оба умираем от этой песни!
Тетрадку я не отдала. Мы не встретились. Как можно встретиться в такой толпе?
После концерта я принесла Алене красную книжечку. Ее мама, узнав, что я была в рок-клубе, посмотрела на меня привычно печально, как будто я в очередной раз продемонстрировала свою порочную натуру. Она прочитала нам лекцию: мы занимаем первое место в Европе и второе место в мире по объемам производства промышленности и сельского хозяйства. Первое место в мире по производству цемента. Мы экспортируем тракторы в сорок стран мира. У нас 162 миллиона человек обеспечено бесплатным жильем, при этом квартплата не превышает трех процентов семейного дохода.
Ольга Алексеевна спросила:
— Вы гордитесь своей страной?
Мы сказали:
— Гордимся. Конечно, первые места в мире вызывают гордость.
Андрей Петрович молчал и сердито смотрел, а потом сказал:
— В культуре наблюдаются сложности.
Сказал, что рок — это антисоветская деятельность, и рок-клуб на Рубинштейна специально открыли, чтобы контролировать антисоветскую деятельность этой шушеры в одном месте. Что в клубе работает КГБ, они фотографируют и присылают фотографии в институты, и людей выгоняют.
За что, за музыку?!
Я испугалась так, что во мне все затряслось. Что, если мою фотографию пришлют в школу? Тогда я не смогу поступить в институт. Не поступить в институт — самое страшное, что может случиться с человеком. Или я поступлю, или мне не жить.
— Чтобы ноги твоей в этом рок-клубе не было! — заорал он Алене.
Алениной ноги там и не было, была моя.
— Ты завтра идешь к «Интуристу»! — заорал он.
Алена завтра идет в «Европу» опекать англичанку, но при чем здесь рок-клуб?
— Это ее инициатива? — заорал он и кивнул на меня.
Алена злобно засопела и сказала:
— Нет, моя!
Из принципа. У нее принцип — делать как можно больше всего, что нельзя.
Ольга Алексеевна смотрела на Андрея Петровича с упреком, а на меня — как будто извинялась, но я все равно чувствовала себя плохой девочкой, с которой хорошим детям не разрешают водиться. И быстро ушла домой.
Я хотела выбросить тетрадку в урну, не заглядывая, вдруг там политика? Но как выбросить, не заглядывая? Интересно же.
А там стихи.
Стихи. Стихи удивительные, потрясающие, такие, что…
Что можно полюбить человека по его стихам. Он — Поэт.
Это
Да. Это судьба.
Господи, за что?
29 ноября
Господи, господи, за что, за что мне это?!
Было около десяти, маткружок заканчивался в девять, идти от Дворца пионеров до дома давно подсчитанные восемь минут, но Фира не беспокоилась — Лева часто задерживался, обсуждал с преподавателем задачи.
Десять часов, десять пятнадцать, половина одиннадцатого, — Левы нет. Без двадцати одиннадцать Илья был отправлен на улицу — искать ребенка, бежать по Фонтанке навстречу ребенку… Через пять минут Илья вернулся — на улице дождь, ветер, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а она его выставила, а он устал…
— На детском концерте ты не устал? — едко спросила Фира.
Она сегодняшнюю удачу Ильи — удалось попасть на концерт «Аквариума» — не оценила, рок — это детская музыка, взрослому Илье увлекаться этим даже как-то стыдновато.
Из прихожей Фириной коммуналки длинный коридор в обе стороны, направо в конце коридора кухня, из нее вход в Левину комнатку-кладовку, а в другом конце коридора, из прихожей налево, комната Фиры и Ильи. Чтобы Фире попасть в кухню или к Леве, нужно пробежать почти что стометровку — 78 метров.
Ждать Леву в прихожей Фира не могла — стыдно соседей, она умрет — не покажет, что в их прекрасной семье может быть то же, что у всех, — небрежный подросток, нервные родители, прижавшиеся носом к входной двери. Фира бегала из своей комнаты в кухню — туда-сюда, туда-сюда, сколько пробежала за вечер, километр? И как раз, когда была у себя в комнате, боясь взглянуть на часы — уже одиннадцать! — услышала — пришел!..
Лева вошел в прихожую, но не зашел к ней, как обычно, сразу направился в другую сторону, к себе, и Фира не успела еще добежать до него, как он уже — раз, и просочился в свою комнатку, и свет не зажег, — и сразу тихо. На кухне у Левиной двери Фиру поймала за рукав халата соседка, хихикнула:
— Левка-то пришел — ни петь, ни рисовать.
Фира не оценила выражение, смешное и яркое, — просто не поняла, о чем речь. Вошла, — Лева спит, наклонилась — запах, алкоголь.
На полу пачка сигарет. Фира схватила пачку, понесла Илье.
— Что несешь, как собака в зубах? Что морда такая, как будто война началась? Ну что такого, ну выпил, как человек, покурил… Евреи… Все у них проблема, все им надо, чтобы лучше нас, — вслед ей проворчала соседка, совершенно, впрочем, благодушно. Фиру в квартире уважали, и все дети у нее учились — Фиру уважали, а Илью обожали.
Фира неслась по коридору — 78 метров за несколько секунд, личный рекорд.
— Это что? Это — что?.. Это — что?!
— Это? Сигареты «Опал». Подумаешь, сигареты, большое дело… — отозвался Илья. Он был совершенно спокоен и даже отчего-то весел.