Через Сибирь
Шрифт:
Именно поэтому я настаивал, что правильнее всего было бы держаться поближе к берегу и воспользоваться полосой свободной ото льда воды, которая должна была бы появиться, как только ветер утихнет или вдруг сменится на восточный. В любом случае лёд должно отнести от суши в море.
Кроме того, было бы удивительно, если бы после движения льда на юго-запад и запад вчера и сегодня ночью у берега не образовался свободный фарватер.
Я весь день проявлял фотографии у себя в каюте, а затем около шести вечера вышел на палубу и поднялся в смотровую бочку, чтобы немного размять
Но не успел я поднести бинокль к глазам, как увидел чистую синюю вода на востоко-северо-востоке ближе к земле, всего-то милях в шести от «Корректа». Этот был прекрасный чистый фарватер, по которому лишь кое-где плавали льдины. Он тянулся на север вдоль побережья. Я смог рассмотреть в бинокль, что чистая вода между ледовым полем и сушей терялась вдали за горизонтом. На востоке и востоко-юго-востоке я также увидел открытую воду у берегов земли.
Стало ясно, что широкая полоса воды тянется вдоль всего берега и к ней легко подойти сквозь разбитый лёд, взяв курс на северо-восток. А если повернуть на восток, то, быть может, пройти сквозь лёд окажется совсем легко.
Признаюсь, я скатился кубарем с мачты и вихрем ворвался к капитану, который только что прилёг, бедняга, рассчитывая на заслуженный отдых. Мы тут же развели пары, без четверти семь снялись с якоря и взяли курс на северо-восток. И скоро мы уже шли по чистому фарватеру, ширина которого достигала местами целой милю. К северу она несколько сужалась, но потом вновь стала шире. Мы шли вдоль берега, постоянно замеряя глубину, которая была 5,5–6 саженей.
С северо-северо-востока по-прежнему дул ветер, временами набирая почти ураганную силу. Полоса чистой воды расширялась к северу; правда, по левому борту иногда было достаточно много льда, но зато на западе, казалось, был широкий фарватер, да и небо там было ярко-синего цвета, хотя разглядеть там всё было очень сложно из-за солнца, которое как раз светило с той стороны.
Когда на палубу вышел после своего послеобеденного сна лоцман и услышал, что мы снимаемся с якоря, чтобы идти к земле, не очень-то он и обрадовался и в резких выражениях заявил стоявшему на мостике капитану, что снимает с себя всякую ответственность, раз его мнения никто не потрудился узнать. Он считал, что лёд может запросто загнать нас к берегу.
Но, кроме лоцмана, никто таких грустных предположений на судне не высказывал, а все, наоборот, очень радовались, что наконец-то появилась открытая вода.
Настроение на «Корректе» последние дни было ниже среднего, потому что кругом был один только лёд. Временами казалось, что он всё сгущается и сгущается и его прибывает, а никак не убывает. Поэтому неудивительно, что люди стали терять веру в счастливый исход нашего предприятия и даже начали опасаться за свои жизни в создавшихся условиях. Ведь на «Корректе» лёд видели воочию лишь несколько членов команды. А машинист вообще совершенно пал духом, да и не он один: на борту жаждал выбраться как можно быстрее из льдов.
Предохранительная обшивка судна пропускала воду, как сито, потому что некоторые доски отошли друг от друга, водонепроницаемая переборка номер два тоже дала
Зато теперь команда ожила и повеселела, работа так и спорилась у всех в руках. Когда же мы оставили позади и последние льдины и вышли в открытый фарватер, все выстроились на палубе посмотреть на землю и синюю воду, которая весело пенилась за бортом. Глаза у всех сияли, люди вновь поверили, что доберутся до Енисея. А из смотровой бочки Юхансен заявил, что видит чистую воду на севере на всём горизонте.
Однако на плоском берегу мало было интересного. Мы уже видели южнее такие серо-бурые песчаные обрывы с жалкими кустиками наверху.
В одиннадцать вечера в трёх с половинах милях северо-восточнее нас показалась веха, поставленная на мысу Ямала. Глубина была 6 саженей. На севере вода была абсолютно чистой ото льда, а торосы сидели лишь кое-где на отмелях. Не было сомнений, что мы обойдём Белый остров с севера по открытой воде.
Мы решили, что распрощались навсегда с плавучим льдом, а следовательно, по заверению Юхансена, смогли справиться со вторым и последним испытанием, которое предсказала нам гадалка из Тромсё.
В открытом море по пути на восток, к Енисею
Пятница, 22 августа.
Под утром мы наконец очутились к северу от Белого острова. Перед нами простиралось открытое синее море. Дул свежий бриз, и волнение шло с северо-северо-запада, при этом качало так, что многие из нас с тоской вспомнили ледовые торосы и полный штиль. Белый остров мы не видели — он очень низкий, а мы были слишком далеко от него.
День выдался чудесным и солнечным, это самый лучший день со времени отплытия из Кристиании. Мы уже напротив устья Оби. К сожалению, волнение усилилось, нас очень сильно качает и за обедом никак не обойтись без специального подвесного подноса — будем надеяться, в первый и последний раз за всё плавание к Енисею.
Вода удивительно тёмная и грязная, и проплывающие изредка после обеда мимо «Корректа» льдины казались под водой или там, где их обдавало волной, совершенно бурыми.
Температура воздуха днем была 11°, а воды 2°. Глубина же была между 7 и 12 саженями.
В половину седьмого вечера мы увидели впереди большое скопление льда, и лот пришлось вытащить из воды. Глубина уменьшилась саженей до 5, а потом измерения показывали от 5 до 6 саженей. Ну что ж, мы лишний раз убедились, что лёд задерживается на банках.
Мы всё время делали замеры глубины и скоро должны были оказаться севернее острова Вилькицкого, расположенного в открытом море между устьями Оби и Енисея. Но затем мы наткнулись на полосу льда и забрали севернее. Такой курс мы держали полчаса, а затем вновь взяли восточнее и пошли прямо к северной оконечности песчаной банки у острова Сибирякова.
В полночь, когда этим курсом было пройдено уже 22 мили, мы вновь встретили ледовую полосу и вновь были вынуждены около часа идти к северу.