Через тернии к звёздам

Албул Альвера

– А если вдруг! – настаивала девушка.

– Руни! – голос её отца был жёстким и холодным. – Я не хочу продолжать эту тему.

Позже Руни сильно пожалела, что подняла этот вопрос, так как теперь мистер Уанхард жёстко контролировал то, с кем общается, как одевается и что читает его дочь. Остатки отпуска в Париже Руни не понравились, так как они перестали посещать

кафе в то время, когда там был большой наплыв людей её возраста, или, когда они прогуливались по площади, он взял Руни под руку, чем моментально убил интерес в молодых людях, которые прогуливались там же. Девушка совершенно не понимала, чем именно вызваны такие резкие перемены в её отце, и надеялась, что когда они вернутся в Лондон, всё закончится, но это было лишь начало. Энтин Уанхард решил пересмотреть своё отношение к образованию дочери, и нанял ей несколько новых педагогов. Теперь жизнь Руни представляла собой постоянное обучение чему-то новому, и мыслям о противоположном поле в голове девушки просто не осталось места. Помимо того, чему её учили изначально, теперь дополнительно она изучала испанский язык, игру на виолончели и вышивание крестиком, которое плохо ей давалось. И вечером, когда она оказывалась в своей постели, как бы ни пыталась она отбиться от сна и погрузиться в фантазии, возможности такой не было. Она вспоминала широкие плечи кудрявого парня из театра и моментально засыпала.

Из-за такого строгого графика Руни стала реже видеться с подругами. Единственный человек, который по возможности всегда забегал, в Нерис-Хаус была Обри. Тогда они уходили в личную гостиную Руни на втором этаже, в которой девушки когда-то проводили время, будучи ещё детьми, и делились друг с другом своими переживаниями. В один такой прекрасный день Руни узнала, что Обри тайно влюблена в сына пекаря, и они даже обмениваются записками.

– Это опасно, – Руни покачала головой, – а если кто-нибудь об этом узнает?

– Но ты ведь никому не скажешь, – сказала Обри, с мольбой в глазах смотря на подругу.

– Конечно, Обри, – девушка кивнула, – даже под пытками. Но ведь вас могут просто поймать!

–

Не поймают, – тихо ответила Обри, опуская взгляд, – я думаю, как мне закончить эту переписку.

– Ты, правда, об этом думаешь? – спросила Руни, не веря ушам.

– Мы люди из разных сословий, – Обри пожала плечами, – наша увлечённость друг другом ни к чему хорошему не приведёт.

Девушки замолчали и обменялись многозначащими взглядами. Им не нужно было говорить, чтобы понимать друг друга. В глазах Руни можно было прочитать: «Соболезную», – а Обри ответила ей: «Спасибо».

Весна сменилась летом, а там, у девушек были совершенно другие заботы. Мысли о влюблённостях ушли куда-то. Ни Обри, ни Руни больше не думали о том, какие эмоции вызывает у них противоположный пол. Анна, которая летом стала проводить с ними больше времени, также присоединилась к их мнению, что молодые люди не стоят их переживаний. А тринадцатилетняя Айрис вообще каждый раз морщилась, словно ей на язык положили лимон, когда речь заходила о любви или замужестве. Вчетвером они прогуливались по летнему городу, обновляли свой гардероб, болтали, шутили, а затем в гостиной Руни пили холодный чай, в который добавляли немного украденного у мистера Уанхард виски. Вообще это была идея Анны, наконец-то попробовать серьезный алкоголь, а не вино, которое обычно предлагали к обеду. Но Руни долго не соглашалась на кражу алкоголя из бара отца, так как понимала, что если он поймает её за руку, наказания ей не избежать, но в итоге любопытство шестнадцатилетней девушки взяло верх над здравомыслием, и она всё же отлила себе в бутылёк немного виски. Попробовав крепкий алкоголь, девушки поняли, что пить его не смогут, слишком невыносимым казался его вкус, и Руни даже пожалела, что пошла на бессмысленную кражу, но Обри предложила разбавлять его холодным чаем. В итоге практически каждый вечер из гостиной по дому разносился безудержный смех девочек-подростков, которым для хорошего настроения хватало всего глотка их фирменного чая.

Конец ознакомительного фрагмента.