Через все преграды
Шрифт:
Идти в деревню он разрешил сразу всем. Дети, даже не позавтракав, начали поспешно собираться в путь. Мальчуганы достали было свои автоматы, но Федор Иванович запретил их брать с собой.
— Как же мы будем без оружия? — обиделись ребята. — А вдруг немец или полицай.
— Ничего с вами не случится, — усмехнулся Беляев. — Немцы уехали, полиции в деревне нет. А по дороге около моста вас встретят.
— Кто?
— Там узнаете. Надежда Яковлевна пришлет.
Ребята переглянулись. Что встретят — хорошо,
— Разрешите нам хоть пистолеты взять, — мрачно попросил Сережа.
У Федора Ивановича чуть заметно дрогнули уголки рта, однако он тут же спрятал улыбку в ладонь, которой обхватил часть лица.
— Пистолеты?.. Ладно, возьмите, что с вами делать, только спрячьте так, чтобы их не видно было. Имейте в виду: если я завтра узнаю, что вы хвастались или нескромно себя вели и вообще болтали, то эта прогулка будет последней.
— Честное-расчестное пионерское! — вдохновенно произнес Илья, клятвенно прижимая руку к сердцу, — ни одного лишнего слова не болтну… не болтнем, — поправился он, — и никто ничего не узнает!
— Проверю! Идите… Постойте, а вы завтракали?
— Мы не хотим! — грянули хором ребята.
— Федор Иванович! Картошка в чугуне на печке! — донесся издали звонкий голос Инны.
Добродушная мягкая улыбка осветила усталое лицо капитана.
— Ладно уж, валяйте, сам тут как-нибудь разберусь.
Пока шли лесом, держались вместе. У сухостойной березы с корявой ободранной корой и обломанными до самой макушки сучьями свернули на тропинку. Хмурый, строгий сосняк и угрюмые ели сменились пестрым разнолесьем. Стало просторнее, светлее и как-то легче, словно из сырого, темного подземелья выбрались на свежий воздух.
Грелись на солнце красавицы березы, густо обсыпанные шумным золотом, задумчиво покачивали верхушками развесистые клены, лениво роняя широкие нежно-желтые листья. Ярко горели в чаще орешника кусты калины, увешанные красными зонтиками горьковатых ягод.
Ребята наломали веток рябины, калины, боярышника и из леса выходили попарно: впереди Сергей с Ильей, сзади, на некотором расстоянии от них, девочки.
Недалеко от мельницы из прибрежных кустов появились двое мальчишек Сережиного примерно возраста.
— Они! — многозначительно прошептал Илья.
— Конечно, они, — также шепотом подтвердил старший подросток и тут же с угрозой добавил: — Только ты смотри. Помнишь, что Федор Иванович сказал?
— Ну, что я, маленький?
Незнакомые пареньки тоже не спускали с пришельцев глаз.
Когда Сережа и Илья приблизились, один из них, кряжистый, с широким губатым лицом и большой,
— Вы не заблудились?
Это был пароль, и. Сергей быстро ответил:
— Нет. Мы к Надежде Яковлевне.
Ребята заулыбались.
— Ну, тогда здравствуйте! — сказал другой подросток, хитро подмигивая узкими раскосыми глазами.
Мальчуганы поочередно, как взрослые, пожали друг другу руки и назвали себя по именам. Поджидая девочек, те и другие натянуто молчали.
Широколицего паренька со ссадиной на лбу звали Тимофеем, его товарища — Никитой.
На Тимофее был потрепанный суконный пиджак, в который густо набилась мелкая ячменная ость и цепкие лапки выдранных репейников. Из распахнутых пол пиджака свисали концы ниток — следы недавнего пребывания здесь пуговиц. Впрочем, одна пуговица с левой стороны каким-то чудом уцелела и весело болталась при каждом движении. Обут Тимофей был в старенькие бурки с галошами, но галоши были велики и держались на ногах только благодаря веревочкам. Наряд его довершала лихо заломленная набок красноармейская пилотка с серенькой фронтовой звездочкой.
Никита был одет тоже незавидно: на голове — кепка с измятым, обвисшим козырьком, на плечах — замасленный армейский бушлат, кое-как ушитый на его рост, на ногах — сапоги, один русский, кирзовый, другой с голенищем воронкой — немецкий, но оба на левую ногу и с одинаково задранными носами.
Подбежали девочки.
— Что, немцы к вам не вернулись? — быстро спросила Вера, обращаясь к Тимофею, как к старшему.
— Нет, они в Марьино убрались. Это двенадцать километров отсюда, — ответил подросток, с любопытством оглядывая девочку.
— А полицаев нет?
— Никого. Одни свои.
Мальчуганы гурьбой двинулись вперед, девочки опять немного поотстали.
Когда проходили мимо дома, где дней десять назад юные разведчики видели прибитые к воротам трупы, Сергей спросил:
— А как тех… похоронили?
— Позавчера, как фрицы ушли, — глухо промолвил Тимофей.
— Что, раньше не могли?
— Не велели фрицы. Всю деревню обещали уничтожить, если кто убитых снимет.
Надежда Яковлевна встретила детей на улице у крыльца своего дома, стоящего под липами на берегу маленького прозрачного ручейка, пересекавшего улицу. Днем она показалась не такой уж слабой и тщедушной, как тогда, ночью, когда видели ее впервые. Это была светловолосая женщина лет сорока, невысокого роста, с прямым проницательным взглядом и энергичным худощавым лицом. Она, по-видимому, только что вернулась с поля: туфли ее были в земле и на пальто кругом висели цепкие сухие репьи.
Тимофей подбежал к ней первым и что-то тихонько сказал. Учительница кивнула ему головой: