Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле
Шрифт:
Стоило подумать о своем поведении. Понятно, был напряженный момент, я не Рэмбо, крушащий врагов направо и налево. Я вообще-то мирный человек, нахватавшийся азов в своей «Африке», чаще огребая от гопников, чем побеждая. И понятен мой упоительный восторг от победы над превосходящим противником и моя нервическая реакция, проявившаяся в болтовне. Тут меня явно понесло куда-то не туда. Если хочу выжить, надо за языком следить внимательно и не сыпать киношными афоризмами и непонятными словами, чтобы не плодить подозрений в свой адрес. И не считать себя непобедимым героем,
И еще. Что делать с Никосом? Сколько раз в своей жизни я сталкивался с предательством, с банальным разводом на деньги и имущество, с черной неблагодарностью, с житейским хамством или неприкрытой агрессией! Сколько раз мне на ум приходила очевидная мысль: око за око! И сколько раз меня останавливал вбитый в подкорку христианский завет – не убий! Не страх наказания, нет. Именно, привитое мне обществом понимание ценности человеческой жизни.
Впрочем, я лично не сталкивался прежде с заказными убийствами, никогда не был целью, лишь читал и видел по ТВ многочисленные кадры уличной жестокости Тбилиси 90-х. А тут и дня не прошло, как в меня попытались воткнуть такой нож, после которого не выжить. Лишь моя предусмотрительность уберегла меня от рокового удара.
И имя заказчика известно. Мотивы его не ясны, но виновность очевидна. И, значит, остается одно: решить для себя, готов ли я стать судьей и палачом? Я не в уютной Греции. Не среди темпераментных грузин, которые, за редким исключением, удивительно мягкие и добрые люди, которым дороже всего на свете хорошая компания, кувшин «Ркацители» и тарелка хинкали. Я в центре мира жестокости, варварских порядков и наплевательского отношения к чужой жизни. И играть надо по правилам этого мира, иначе не выжить. Надо. Но ссыкотно…
Мои размышления прервала возня у покинутого сарая. «Долго же копались», – подумал я, наблюдая, как младший почти тащит тело старшего брата: ни дать ни взять проводы до дома изрядно поднабравшегося в кабаке. Если Никос следит в окно, может, вполне, решить, что тащат оглушенного или прибитого меня. Значит, мой выход.
Стоило братьям покинуть двор, вылез из своей щели – наблюдательного пункта. Оставаясь в густой тени сараев, надрезал рогожку прямо посередине полотнища, напялил ее на себя на манер пончо. Обвязался одним из поясов, на котором болтались ножны с ханджаром и дубинка, напялил куколь на голову. Сделав небольшой крюк, двинулся ко входу в жилище Никоса. На темной лестнице я вооружился – нож обратным хватом в одну руку, дубинка – в другую. Прислушался. Тишина. Крадучись поднялся на второй этаж и замер у проема, ведущего в комнату Никоса. Из-за двери раздался тихий шепот:
— Аминтас, ты?
— Я.
Ответ мой был еле уловим. Никос купился. Дверь открылась, и предатель схлопотал по лбу дубинкой, отшатнулся. Ноги его запнулись, он приземлился на заднюю точку. Я влетел в комнату и ударом пяткой в грудь опрокинул его на спину. Прикрыл дверь.
— Можешь рискнуть закричать, – предложил я, – мигом глотку перережу. Хочу лишь поговорить.
Никос
— Умный мальчик! – с одобрением сказал я. – Ползи к кровати и там замри.
Никос, ни слова не говоря, приподнялся на локтях и пополз спиной к низкой лежанке.
Я обогнул его. Пристроившись сзади на коленях и придерживая за ворот крепкого суконного жилета, стал поглаживать его затылок моим трофейным ханджаром. Никоса стала бить легкая дрожь.
— Это Афанасиос! – не дожидаясь моего вопроса, прошептал купец. – Он твою смерть заказал. Хочет возобновить торговлю со мной, но боится, что ты его к судье потащишь.
— И дорого он заплатил?
— 50 дукатов.
Я восторженно присвистнул. Местных расценок я не понимал, но пропорция между отданным и полученным Никосом меня восхитила. Один к пятидесяти, настоящий торговец. Все греки оценили бы. И не только они.
— Что будем делать? – как-то обреченно поинтересовался Никос.
— Как что? Разбираться. И главный мой вопрос: сколько ты мне должен?
— Мелькала же у меня мысль, что ты меня морочил, когда про потерю памяти говорил. Эх, пожадничал, голову потерял, думая, что все уже мое.
Все ясно. Я, похоже, вложился в его дело, и эта мразь решила одним ударом двух зайцев убить. Впрочем, деньги у него были не мои, а Варвакиса. Сколько бы их не было, не я их заработал. И их потеря меня не сильно волновала, но Никосу о том знать не нужно.
— Так сколько, по-твоему, с учетом происшедшего? – хитро озадачил я Никоса.
— Пол-лавки своей на Гранд Базаре тебе отдам вместе со складом.
— Нет, расчет здесь и сейчас, не пытайся из меня сделать дурака. Стоит нам пойти к судье, как ты меня тут же объявишь преступником.
— Где же я возьму дома такую сумму? Аааааа…
Я придавил лезвием затылок Никоса, брызнула кровь. Он закричал, но не громко, скорее завывая.
— Заткни пасть, мараз! Хочешь, чтоб у меня не осталось выбора?
Я переместил нож к его горлу и снова слегка надавил. Он яростно зашептал:
— Не убивай, я все-все отдам, все, что есть, все накопленное!
— Мне все не нужно. Хочу здесь и сейчас. Ничего нет – режу горло и ухожу. Даешь отступных, останешься в живых. Потом встречу тебя, где захочу, и договоримся о дальнейшей твоей судьбе. Что меня может остановить? Подумай, хорошенько все взвесь.
Я замолчал, напряженно ожидая ответа. Никос молчал: жадность в нем боролась со страхом.
— Вот ты тупой, как деревяшка! Если ты думаешь, что я ничего не выиграю от твоей смерти, ты ошибаешься. Найду ключи от лавки, утром распродам по дешевке ковры соседям и сбегу обратно хоть на Острова, хоть в Салоники! Только живым сохранишь свое достояние. И со мной сможешь рассчитаться. Выходит, ты мне живым нужен, но без денег я не уйду.
Снова повисла тишина в комнате, только плясал огонек свечи в углу. На нас скорбно глядел лик Божьей матери.