Черная башня
Шрифт:
– Факты. Они сами знают, что делать.
– Может, подождать? Вдруг она очнется?
Дэлглиш выпрямился. Он твердо знал, что последние пять минут пытался оживить труп.
– Вряд ли, – промолвил он и тут же вернулся к своей работе, прижимаясь губами к губам Мэгги, а правую ладонь держа на молчащем сердце в надежде ощутить первые биения.
Лампочка на шнуре качнулась на сквозняке от распахнутой двери, и по мертвому лицу проползла тень, как будто отдернули занавеску. Дэлглиш остро осознавал контраст между инертной плотью, холодной неотзывчивостью губ, смятых его губами, и общим впечатлением, что женщина
Внезапно раздался топот бегущих ног, комната наполнилась народом, зазвенела от голосов. Эрик Хьюсон, оттеснив Дэлглиша, упал на колени возлежены. Позади него Хелен Рейнер торопливо открыла медицинский саквояжик и протянула Эрику стетоскоп. Хьюсон разорвал блузку жены. Хелен деликатно и бесстрастно приподняла левую грудь Мэгги, чтобы Эрик мог послушать сердце. Сняв стетоскоп, он отшвырнул его в сторону и протянул руку. На этот раз, все так же молча, Хелен вручила ему шприц.
– Что вы делаете? – выкрикнул истерический голос Джулиуса Корта.
Хьюсон уставился на Дэлглиша. Со смертельно бледного лица смотрели огромные, расширенные глаза.
– Это всего лишь дигиталис.
Голос его, тихий и срывающийся, таил мольбу о поддержке, о капле надежды. Но вместе с тем и о снисхождении, о праве снять с себя ответственность. Дэлглиш кивнул. Если там и правда дигиталис, может, и сработает. И уж конечно, Эрик не так глуп, чтобы ввести ей что-то смертельное. Остановиться теперь – значило наверняка убить ее. Или лучше продолжать искусственное дыхание? Едва ли. Да и вообще такое решение должен принимать врач. А врач тут был. Хотя в глубине души Дэлглиш осознавал, что все это представляет сугубо академический вопрос. Мэгги уже нельзя было навредить помочь тоже нельзя.
Хелен Рейнер держала в руке фонарик и светила им на грудь Мэгги. Поры на коже между отвислыми грудями казались миниатюрными кратерами, забитыми пудрой и потом. У Хьюсона задрожали руки.
– Ну-ка, дай мне, – вдруг сказала Хелен.
Он молча протянул ей шприц. Дэлглиш услышал недоверчиво-протестующее восклицание Джулиуса, а потом увидел, как игла вонзилась в тело – аккуратно и уверенно, как coup de grace note[7] .
Гибкие руки не дрогнули, когда медсестра вытащила иглу, прижала к следу укола ватку и без единого слова протянула шприц Дэлглишу.
7
Решительный, смертельный удар, «удар милосердия» (фр.).
Внезапно Джулиус пошатываясь выбежал из комнаты и почти сразу вернулся со стаканом. Никто и остановить его не успел, как он схватил бутылку виски за горльшко и вылил последние полдюйма. Выдернув из-за стола один из стульев, он тяжело сел, сгорбившись и подавшись вперед, продолжая сжимать обеими руками бутылку.
– Джулиус, – запротестовал Уилфред, – нельзя ничего трогать до прихода полиции.
Корт достал платок и вытер лоб.
– Мне это
Остальные сгрудились вокруг тела. Хьюсон еще стоял на коленях рядом с женой, Хелен поддерживала ее голову. Уилфред с Деннисом стояли по обе стороны от нее, складки их одеяний недвижно висели в застывшем воздухе. Все вместе, вдруг подумал Дэлглиш, они выглядят как пестрая группка актеров, изображающих современный диптих и с настороженным предвкушением устремивших взоры на яркое тело святой великомученицы.
Через пять минут Хьюсон поднялся.
– Никакой реакции, – тускло произнес он. – Перенесите ее на диван. Нельзя же оставлять ее на полу.
Джулиус Корт встал со стула. Они с Дэлглишем подняли обмякшее тело и переложили его на диван. Диван оказался слишком короток, так что ступни с ярко накрашенными алыми ногтями, гротескными и трогательно-жалкими, торчали с одной стороны. Дэлглиш услышал, как из грудей собравшихся вырвался тихий вздох, точно они выполнили требования некоего неписаного закона, предписывающего уложить покойника поудобнее. Джулиус растерянно огляделся по сторонам, должно быть, подыскивая что-нибудь, чем прикрыть тело. Как ни странно, именно Деннис Лернер вытащил из кармана большой белый платок, встряхнул, чтобы расправить, с ритуальной бережностью накрыл им лицо Мэгги. Все уставились на платок так пристально, точно ждали, что ткань шелохнется от первого пробного вздоха.
– Меня всегда удивляла традиция накрывать лица мертвых, – произнес Уилфред. – Не оттого ли, что нам кажется, будто они находятся в невыгодном положении, беззащитны перед нашими критическими взглядами? Или оттого, что мы их боимся? Скорее всего последнее.
Не обращая на него внимания, Эрик Хьюсон повернула к Дэлглишу:
– Где?..
– Там, в коридоре.
Хьюсон подошел к двери и остановился, молча глядя на свисающую веревку и яркий красно-желтый табурет. Потом повернулся к кругу внимательных, сочувственных лиц.
– Где она взяла веревку?
– Наверное, у меня. – Уилфред говорил заинтересованно и уверенно. Он повернулся к Дэлглишу: – Она выглядит новее, чем у Джулиуса. Я купил ее вскоре после того, как старая перетерлась. Веревка висела на крючке в конторе. Вы ее видели. И она точно была там сегодня утром, когда мы выезжали на похороны Грейс. Помните, Дот?
Дот Моксон выдвинулась из укромного угла в тени, у дальней стены, и в первый раз за все это время вступила в разговор. Остальные оглянулись, точно удивляясь, что она тоже здесь. Голос ее звучал неестественно – агрессивно и неуверенно, слишком тонко.
– Да, я обратила внимание. В смысле непременно обратила бы внимание, если бы ее там не было. Да-да, вспоминаю. Веревка висела на месте.
– А когда вы вернулись с похорон? – спросил Дэлглиш.
– Я зашла туда повесить плащ. Не помню, чтобы там висела веревка. Почти уверена, что ее не было. Хотя не думаю, что я обратила внимание на исчезновение веревки. Только сейчас, вспоминая, я вполне уверена, что ее там не было. И в любом случае я едва ли встревожилась бы. Наверняка решила бы, что это ее Алберт для чего-то одолжил. Правда, нет, он не мог. Он же ездил с нами на похороны и сел в автобус раньше меня…