Черная башня

Байяр Луи

— Я описался? — растерянно произносит он.

— Ничего. Послушай, сейчас… — Я сам удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. — Сейчас надо, чтобы ты кое-что сделал. Встань и передвинь трюмо вот сюда. Сможешь?

Он еще менее дееспособен после выпитого, чем я, но, не переставая стонать, все-таки пододвигает трюмо к двери. После этого мы совместными усилиями подпираем им дверь.

— Теперь дави на дверь что есть силы. Можешь?

— Вот так?

— Еще сильнее. Дави!

Он наваливается

на дверь — и с изумлением обнаруживает, что она оказывает сопротивление.

— Там кто-то есть.

— Ты прав, с той стороны человек. Мы с ним играем в игру. Если мы не позволим ему войти в комнату, то, — несколько секунд я лихорадочно соображаю, — он угостит нас завтраком.

Лицо Шарля затуманивается, как от приступа тошноты.

— Не рано ли для завтрака?

— Не отвлекайся, дави на дверь.

И он давит. Даже после того, как дверь, не выдержав бешеного натиска Гербо, расщепилась, он упорно сопротивляется. Его кряхтение слышно даже от окна, к которому я метнулся. Я взываю к ночи:

— Помогите!

Никакого ответа, не считая эха, скачущего по сточным канавам и кучам мусора.

Затем я различаю, что по стене подо мной, как по шпалере, сухой лозой вьются, изгибаются сотнями колен старые водосточные трубы.

— Кажется… мы проиграем, — выдыхает Шарль.

— Продержись еще несколько секунд!

Словно в лихорадке, я отодвигаю кровать от стены и подтаскиваю ее к трюмо.

— Отлично, — шепчу я. — На счет «три» бежим к окну. Раз… два…

Трюмо поддалось, но кровать держится. Пока.

— В этом самое веселье, — говорю я. — Будем лезть вниз…

— Вниз?

— Да, таковы правила игры. Первый, кто коснется ногой земли, получает приз.

— Ну, не знаю…

Позади нас дверь проламывается еще в одном месте.

— Я полезу первым, — объявляю я. — Ты за мной…

— Нет, не надо!

Не колеблясь больше ни секунды, он ставит ногу на первое колено трубы, пробует его на прочность и опускается ниже. Тремя секундами позже Шарль исчезает из поля зрения.

Я следую за ним. Путь освещается лишь тонким месяцем, ноги у меня неповоротливые, руки занемели. Глаза словно кто-то сдавил пальцами. Бросив взгляд в окно, я вижу там свечу Гербо. Вновь зажженная, она описывает круги в темноте.

Я набираю полную грудь воздуха. Осторожно опускаю ногу, и удивительным образом оказывается, что ее поджидает следующее колено трубы.

Меж тем я утратил всякое представление о местонахождении Шарля. Я почти готов поверить, что, кроме меня, в мире никого нет, пока моя нога не попадает в странную нишу, явно не являющуюся частью архитектурного замысла. В ответ раздается пронзительный визг, что-то вцепляется мне в обе ноги, а потом начинает ползти по ним вверх.

Океан

крыс, красноглазых от злости. Они суетятся у меня в волосах, визжат, вцепляются в руки и ноги. Со стоном я их отдираю, но тут же появляются новые: с шелковой шерстью, скрежеща зубами. И пока я перепрыгиваю с трубы на трубу, они следуют за мной, как бесчисленные укоры совести.

Наверное, последний отрезок пути я преодолеваю прыжками, но чувствую себя при этом так, словно еду на крысах, как можно ехать на волне. Вместе с ними я приземляюсь на мостовую и некоторое время лежу, оглушенный и изнуренный.

Встаю. За спиной у меня кто-то тихо стонет.

— Ну и ну… — Шарль сидит, прижимая колени к подбородку. — О боже… крысы… Господи боже…

— Забудь, — успокаиваю я его. — Они ушли.

В переулке ни звука, ни ветерка. Я различаю во мраке косматого пса, груду рыбьих костей, воняющую мусорную кучу и, на некотором расстоянии, отблеск янтарного света.

После чего, откуда ни возьмись, между светом и нами вырастает фигура.

— Прошу прощения, месье! — восклицает Шарль. — Не могли бы вы…

— Вот вы где. — Это Гербо.

Тон его лишен всякого намека на вежливость.

— Послушайте, — начинаю я. — Мы можем заплатить. Честно говоря, у нас денег куры не клюют.

— Мне хорошо платят.

— Тогда отпустите моего друга, — продолжаю я. — Он ни в чем не виноват.

— В том-то и дело, доктор. Еще как виноват!

Гербо извлекает из-под куртки пистолет.

— Это тоже такая игра? — спрашивает Шарль.

Я заталкиваю его себе за спину.

— Мне все равно, кто из вас будет первым, — усмехается Гербо. — Ночью все кошки серы.

Очень медленно и тщательно он прицеливается мне в сердце. Взводит курок. Прищуривается…

Вдруг происходит непредвиденное — у него подкашивается колено.

Потом другое.

Он с ревом валится на бок.

В глубокой тени у него за спиной происходит какое-то движение. Во мраке смутно вырисовывается фигура человека, он стоит пригнувшись, и в руке у него блестит лезвие ножа. Человек выпрямляется и заполняет собой пространство, прежде занятое Гербо.

— Кто вы? — спрашиваю я.

Человек невозмутимо убирает нож и приближается к извивающемуся телу.

— Я требую, говорите! Кто вы?

— Ах, так? — следует сухой ответ. — А «спасибо»?

Женский голос. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня умолкнуть. Шарля же происходящее, по-видимому, только вдохновляет. Не отрывая взгляда от корчащегося Гербо, он осведомляется:

— Что вы с ним сделали?

— По сухожилию полоснула, всего-то. — Женщина пожимает плечами. — Я однажды видела, как такое проделали со скаковой лошадью.