Черная богиня
Шрифт:
– А что еще может случиться? Лежат небось вповалку в палатке, и сыты, и пьяны, и довольны! Разбойничков в наших краях не водится, террористов – тоже. Подождем до завтра…
Подождали. Связи с уехавшими на «сафари» по-прежнему не было. Тут уже настало время задумываться полиции, хотя думать очень не хотелось.
Через три часа стало ясно: в пустыне произошло нечто загадочное. Палаточный лагерь обнаружить не удавалось, раскрашенный под зебру «лэндровер» – тоже… вообще ничего! Пустыня проглотила шесть человек и машину, и даже не подавилась.
– Так не бывает! – отчаялся мэр Абу Хамеда. – В моем районе всегда было так спокойно…
– Тогда почему они не свяжутся с нами по радио? – грустно сверкнул белками глаз шоколадный офицер полиции.
Мэр отчаянно затряс головой.
– Только про террористов опять не начинайте! Нет в моем районе террористов. Ясно? И это каждый знает!
– Но ведь шесть человек исчезли без следа!
– Знаю я, лейтенант, что вам нужно! – мэр смахнул пот с блестящего лба цвета эбенового дерева. – Нет! Я поднимать шума не буду! И в столицу сообщать не буду! Ищите пропавших, лейтенант, ищите!
В этот день в воздух поднялись четыре вертолета, но вернулись они ни с чем. Они даже сделали несколько посадок, полицейские допрашивали жителей маленьких деревенек. Никто не видел ни «лэндровер», ни белых его пассажиров.
Воздух пустыни задыхался от жары.
– Ну, вот, – простонал мэр, – сообщите о происшествии генералу Симо Кхали. Срочно!
А потом сам схватился за телефонную трубку и с запинкой забормотал:
– Симо, друг мой, мне совет твой позарез нужен. В моем районе шесть человек пропали. Бесследно! Русские археологи. Да, ты прав – жуткое дерьмо, и мы в него вляпались. Я и так уж полицию всю на уши поставил. Постарайся, чтобы пресса об этом не пронюхала. Ага, полнейшее молчание. Вот что я тебе скажу, Симо: я прочешу всю пустыню вдоль и поперек. Я их найду, найду, и тогда мало тем, кто их спер, не покажется!
Но так и не нашел, а вот пресса «пронюхала». Некто мистер Прайс, корреспондент Sunday Times, услышал о ЧП в лагере международной археологической экспедиции. И тут же разнес сенсацию, словно вирус гриппа, по всему миру: четыре русских археолога, английский переводчик и водитель туземец без следа исчезли вместе с арендованным «лэндровером» в пустыне. И перечислил пропавших поименно…
В столице Судана собрался маленький военный совет. Неужели все-таки террористы?
Вновь взмыли в воздух вертолеты и прочесали всю пустыню. Мирная картина: песок, маленькие деревеньки в оазисах, трудолюбивые крестьяне копошатся на огрызках полей, бедуины… и несколько маленьких телег, запряженных быками, безобидно жующих жвачку.
Вертолеты полетали-полетали и повернули обратно. Ничего! Генерал Симо Кхали внезапно и необъяснимо быстро отозвал их.
В телегах, над которыми покружили поисковики, лежали Савельев, Вероника, Ларин и Шелученко, их связали, завязали глаза и закидали сверху травой. Они слышали шум, поднятый вертолетами, и только стонали от собственного бессилия.
«Ты попал, академик, искатель золота и черных фараонов, ты попал», – пронеслось в голове Павла.
…– Твое честолюбие и амбициозность однажды еще превратят тебя в большую навозную кучу, – бросил мне в лицо мой отец в один из своих почти совсем трезвых вечеров. Все, что он не мог или не хотел понять, было для него не имеющим отношение к настоящей жизни. Сегодня, трясясь в доисторической телеге потерянных душ, я поддаюсь тихим уверениям незаметно подкравшегося ко мне подозрения,
– Когда-нибудь там, на воле, – продолжал свой трагический монолог отец, – ты узнаешь, что твой Святой Грааль, все твои фараоны и гробницы всего лишь большая коровья лепешка. Ты, академик.
Одному я, кажется, научился у прошлого: будь интеллигентен настолько, насколько интеллигентен окружающий тебя мир, будь разумен настолько, насколько разумен окружающий тебя мир. Мой отец был интеллигентен подобно восемнадцати коровам, двадцати двум свиньям, трем дюжинам наседок и гусей и двум помойным кучам вместе взятым. Его девизом, верно, с пеленок было: зачем быть математиком, химиком, физиком, геологом, доктором, музыкантом, если в нужник они ходят тем же, что и простые советские люди. Он предпочитал такие словечки, как «однозначно», «на фиг», «хреново» и «совсем хреново, как никогда». Нет, если честно, эти слова я не забуду никогда в жизни. Они и сегодня ранят меня куда сильнее, чем вокзальная брань бомжей.
А мать отводила глаза и молчала, как всегда. Из трусости, из равнодушия ли? Возможны оба варианта. В последние годы их совместного проживания она начала искать утешения, забвения, слепоты и глухоты, истины, наконец, в домашней яблочной настойке. Но та ее мук нисколько не уменьшала.
Милые родители, это от вас я сбежал сначала в мединститут, бросил его, побежал в лед и снег, в сны о спасении людей, а потом и в страстные мечты о пустыне, о черных фараонах и их золоте. И вполне возможно, настал тот день, когда честолюбие и амбициозность запустили химический процесс моего превращения в большую навозную кучу. Вполне возможно.
Глава 3
ЗАТЕРЯННЫЙ МИР ИЗБРАННОГО НАРОДА БОГОВ
Уже третий день подряд телеги катились по пустыне, уже третий день подряд их мотало по жестковатому «такси», третий день подряд в голове навязчиво звучал скрип огромных колес, постепенно превращаясь в мелодию отчаяния. И вот дорога медленно пошла в гору, быки устало мычали, плети звонко опускались на их мощные бока.
Все это они могли лишь слышать. Во время привалов их развязывали, позволяли размяться. Но повязки с глаз снимать не разрешали.
– Не пытайтесь подглядывать, пожалуйста, – вежливо приказал им «атаман» похитителей. – Нага Мибубу был слишком любопытен. Глупый человек!
– Что вы сделали с Мибубу? – ахнул Савельев.
– Его уже похоронили.
– И вы посмели хладнокровно убить его? – задохнулся от ужаса Павел, а рядом, словно малый ребенок, не стесняясь, заплакал Алик.
– Что, что они сделают с нами?
– Он пытался подглядывать. Не пытайтесь повторять его ошибку. Мы сами позволим вам увидеть солнце, когда придет время. Непослушание сердит богов…
Савельев привалился к бортику телеги. Теперь им позволяли ехать сидя, хотя бы дровами они быть перестали, им давали пить – теплую, чуть кисловатую воду – и кормили кусками копченого мяса, словно беспомощных детей.
«Сердить богов, – думал Савельев, вяло пережевывая кусочек ягнятины. – Старые как мир слова всплыли в современном безумии».
Или безумие было таким же старым, как и этот мир, как эта пустыня?
Шорох. Шаги. Это привели Веронику. Девушка села рядом с Савельевым, жадно схватила фляжку с водой.