Черная-черная простыня (сборник)
Шрифт:
Внизу тем временем происходило необъяснимое. Скелеты бестолково шарили руками в воздухе и крутились на месте, словно не замечая их.
– Где они? Куда подевалось мое мясо и моя кровь? – скрежетали скелеты голосом Хваталы-Растерзалы.
– Чего это они? Очки им, что ли, надо прописывать? – удивленно прошептал Петька.
– Тише! – зашипел на него Хитров.
Взглянув на то, что обнимали его руки, он, к радости своей, обнаружил, что они с Петькой сидят верхом на двух мраморных перекладинах огромного каменного креста.
Так
Несколько часов скелеты, разделившись, безрезультатно бродили по кладбищу, скрежеща страшными голосами и произнося проклятия. Потом скелеты опять собрались вместе, рассыпались на кости и вновь сложились в Хваталу-Растерзалу.
Голова, загадочным образом восстановившаяся, ловко вспрыгнула на плечи. Черная Секира попыталась было снести ее, но Хватало-Растерзало прошептал что-то, и Секира разлетелась на сто маленьких кусков.
– Черная Секира уничтожена! – сказал страшный голос из приемника. – Теперь нет уже ни Перчатки, ни Ботинка, ни Секиры. Но вы не волнуйтесь, детишки, я никому не скажу, что вы на большом мраморном кресте, который стоит посередине кладбища.
– Так вот они где! Хорошо, что ты сказал: за это я сожру тебя! – расхохотался Хватало-Растерзало.
Он проглотил приемник и, прикрывая руками глаза, направился к кресту. Прикоснуться к нему упырь не мог и потому стал его подкапывать. Крест начал опасно крениться.
Фильке и Петьке стало ясно, что еще несколько секунд – и обрушившийся крест придавит их, а сами они попадут в лапы к упырю.
– Беги за мной! – крикнул Хитров и, волоча за собой Мокренко, метнулся к краю обрыва, к тропинке. Тропинка сбегала вниз крутыми зигзагами, и спускались по ней обычно медленно, теперь же приходилось нестись сломя голову. Они падали, катились вниз сквозь кустарник, вскакивали и вновь бежали, не ощущая ни ссадин, ни боли от ушибов.
Упырь огромными прыжками несся за ними, настигая. Его голова катилась отдельно, чуть опережая туловище. С обрыва упырь и его жертвы сбежали почти одновременно. Здесь Филька круто забрал влево. Впереди замелькали ветхие заборы приреченских огородов.
– Я больше не могу! У меня в боку колет! – жалобно крикнул Петька.
Взмокший толстяк двигался еле-еле, держась за бок.
Видя, что Петька и правда уже не бежит, а тащится, Хитров свернул к заборам. Дальше они бежали уже огородами, спотыкаясь на вскопанной земле. В голове все мешалось, в глазах прыгало. Филька не помнил уже ни о Петьке, жалобно пыхтящем рядом, ни о настигающем упыре, помнил лишь, что надо бежать, а куда бежать, неведомо. Он падал, вскакивал и снова бежал.
Перемахивая через один из заборов, с прыгающим сердцем, с почти сорванным дыханием, он вдруг отметил, что небо понемногу сереет – близился рассвет. Но это уже не спасало – их силы были на исходе, а неутомимый упырь, настигая, смрадно дышал им в спину.
Впереди, в углу огорода, внезапно возникла ветхая сараюшка.
Филька, чтобы не бросать его, вскочил следом. Видимо, сараюшка служила курятником. Вокруг на насестах бестолково метались и хлопали крыльями просыпающиеся куры.
– Вставай, осел! Чего разлегся! Бежим! – заорал Филька на Мокренко.
– Я не могу, – прохрипел тот, пытаясь подняться. – Не могу! Беги без меня!
Снаружи послышался скрежет костей. Черная широкая тень загородила высаженную дверь сарая.
– Ну вот и все! Стоило ли тратить так много сил? Ваше мясо и ваша кровь – мои! Готовьтесь к смерти! – негромко сказал Хватало-Растерзало.
Упырь неторопливо шагнул в курятник. Шаг за шагом он оттеснял Фильку с Петькой в глубь сарая, пока они не оказались прижатыми к самому дальнему насесту.
Упырь распахнул рот, огромный, как жерло мусоропровода. Из пасти его дохнуло могильной сыростью. Но прежде, чем пасть захлопнулась, Филька случайно нашарил на насесте что-то негодующе квохчущее и машинально швырнул это в пасть упырю.
– Ку-карр-реку! – голосисто разнеслось по всему курятнику.
Оказавшись в пасти упыря, петух – а это был петух – с перепугу громко закричал. Лицо Хваталы-Растерзалы исказилось ужасом. Он попытался зажать уши, но предрассветный крик петуха проникал и туда, возвещая новый день.
Упырь страшно взревел от боли. По лицу и по всему его туловищу прошли трещины. А петух, взлетев упырю на голову, все кричал и кричал, победно хлопая крыльями и красуясь перед курами.
– Ненавижу... ненавижу... Не хочу в ад! – застонал Хватало-Растерзало, сморщиваясь с каждым мгновением.
Его руки метнулись к Филькиному горлу, но, не дотянувшись до него, рассыпались прахом. Еще секунда – и там, где стоял монстр, была лишь гора серого пепла. На ее вершине примостился приемник, целый и невредимый.
– Пошли отсюда! – устало сказал Хитров. Теперь после всего ему хотелось только одного – спать.
– Погоди, дай отдохнуть... Ты знал про петуха? Ведь если бы не петух, то мы бы...
Филька замотал головой.
– Что ни говори, а мы с тобой здорово с ним разобрались! – продолжал Мокренко. – Просто классно разобрались! Если бы он снова сунулся, то мы бы и снова!.. Эй, ты чего толкаешься?
– Смотри, не сглазь! А то еще накаркаешь! – предупредил его Филька.
Осторожно, стараясь не наступить, они перешагнули через кучу пепла и вышли из сарая. Горизонт с каждой минутой светлел. Вот уже и заалел дальний лес за рекой.
«Все! Растерзалы больше нет! Теперь все будет совсем по-другому... Эх, перекусить бы!» – размечтался Петька.
Они не отошли еще далеко, когда из старого бабушкиного приемника загремел голос:
– Хваталу-Растерзалу вы победили! Но это еще не конец! Берегитесь!