Чёрная Дань
Шрифт:
Настя поняла, что это медкабинет, лишь когда её завели внутрь и она увидела двух докторов. Или доктора и медбрата. Они сидели за письменным столом друг напротив друга и разговаривали. Оба были одеты в некогда белые, однако теперь пожелтевшие от старости халаты. Тот что сидел справа был зрелого возраста, пожалуй, ровесник отца Насти – тому было сорок лет. Второй же был противным дряхлым стариком с седыми волосами, клочьями свисавшими с лысеющего черепа и мешками под глазами. Увидев Настю, он улыбнулся, показав
– Ах, вот и наша принцесса, – сказал он, – Ну присаживайся, дорогая.
Настя не отреагировала. Честно говоря, до неё даже не сразу дошло, что обращаются к ней. Поэтому Чернявый, что привёл Настю, насильно усадил её на стул перед доктором.
– Спасибо, Айвор, – проскрипел старик, – Ты можешь подождать за дверью. Но далеко не уходи. И попроси кого-нибудь позвать Фейму. Благодарю.
Чернявый молча вышел за дверь.
– Значит женщины среди вас всё-таки есть? – сказала Настя, сама толком не понимая, почему это говорит.
– Что, родная? – переспросил старикашка, – Ах, ну да, разумеется, у нас есть женщины. А ты как думала?
– А я думала, что вы имеете друг друга, как в тюрьме.
Старик надул губы, погрозил Насте пальцем и поцокал языком.
– Весьма грубо с твоей стороны. А с виду ты вроде милая девочка.
– А с вашей стороны весьма мило было похитить меня и моих друзей и привезти в эту дыру. А с виду вы вроде бы нормальные подонки.
– Попридержи-ка свой язык, девочка. Имей уважение к старшим.
– Да, разумеется, – сказала Настя, – Само собой, мне следует уважать вас за то, что вы седой, беззубый, старый пень.
Старик явно пришёл в ярость – это видно было по его поджавшимся губам и рукам, которые стали теребить попавшийся им лист бумаги. Его напарник, который до этого не сказал ни слова, вдруг расхохотался.
– А она здорово умеет играть на нервах, а Барн? – сказал он.
– Не вижу в этом ничего смешного, Кунд, – сказал старик, после чего опять обратился к Насте:
– Советую тебе быть сдержаннее, милочка. Не стоит меня злить.
После этого оба врача умолкли. Настю это насторожило.
– И что дальше? – спросила она, – Вы не будете меня осматривать? Для чего меня вообще сюда привели?
– Осматривать тебя нет надобности, – сказал Барн, – А процедура, которую нам необходимо провести, требует помощи медсестры. Её мы и ждём.
И он опять замолчал.
– И что же это за процедура? – спросила Настя требовательным тоном, – Что вы собираетесь со мной сделать?
– Ничего такого, после чего ты не сможешь оклематься. Не волнуйся, больно не будет. Мы вколем тебе морфий.
– Я не хочу морфий.
– Никто тебя об этом не спрашивает.
Настя вскочила на ноги и завопила:
– Вы что сдурели здесь? Что вам от меня надо?
– Ну всё, пигалица, ты
Кунд встал, схватил Настю за плечи и усадил обратно на стул. Тем временем Барн достал из стола ампулу со шприцом. Зарядил шприц содержимым ампулы и приготовился сделать инъекцию. Настя завертелась изо всех сил, пытаясь вырваться из рук Кунда. Однако он был сильным мужчиной, а она – хрупкой девушкой. Даже с развязанными руками она бы мало что смогла сделать. Она так сильно вертелась, что даже не увидела, как игла втыкается в её руку, лишь почувствовала.
Препарат подействовал почти мгновенно. На тело навалилась слабость, мышцы отказали, голова стала тяжёлой, как гиря. Против воли она развалилась на стуле, как тряпичная кукла. Помимо того, что Настя потеряла контроль над телом, помутился и её разум. Мысли стали беспорядочными, зрение – мутным, а звуки – такими, будто раздавались в тоннеле.
Настя осознала, что её переместили в другое помещение, только когда она оказалась в лежачем положении. Над ней навис прожектор, и она зажмурилась.
Из-за наркотика Настя не могла даже приподнять руку, и это приводило в отчаяние. Она понимала, что раз её накололи, то собираются сделать с ней то, на что она добровольно не согласилась бы. Настя открыла рот в беззвучном крике, а из глаз потекли слёзы.
На мгновение в поле зрения возникло женское лицо, наполовину прикрытое маской, с убранными волосами. Должно быть, это была та самая Фейма.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – выдавила Настя. Далось ей это с трудом – голосовые связки почти не подчинялись ей.
– Не переживай, девочка, – сказала медсестра, поглаживая Настю по руке, – Мы всего лишь избавим тебя от ненужного бремени. Ты ведь и сама была ему не рада, так ведь?
Несмотря на столь расплывчатую формулировку, до Насти дошёл смысл сказанного. И она ужаснулась.
– Вы хотите сделать мне аборт?
– Да, деточка. Нам нужен твой малыш. А тебе нет, так ведь? Ты же не хотела рожать?
Да, с одной стороны, Фейма была права. Настя не собиралась рожать в столь раннем возрасте. Эту беременность следовало считать неудачей. И, пожалуй, сутки назад она бы и сама рада была избавиться от ребёнка.
Но теперь она почему-то не хотела этого. Что-то в ней переменилось, надломилось. Она не могла пока объяснить себе, что именно. Лишь смутно осознавала, что не хочет делать аборт. И уж тем более не хочет делать его в таких убогих условиях.
К тому же её напугали слова Феймы. «Нам нужен твой малыш» – это звучало как-то мерзко, зловеще и бесчеловечно. Что значит «нужен»? Они собираются не только вырезать плод, но и потом как-то его использовать?
– Нет, – сказала она, – Я не согласна. Я хочу оставить ребёнка.