Черная Изабэлла
Шрифт:
— Ах, сколь ужасно, — вздыхала она, — что столько людей лишено свободы. Заключенные должны искупить свой грех, это я понимаю, но за что целыми днями взаперти находитесь вы, солдаты? Ах, это ужасно!
— Служба, мадам, — польщенно отвечал капрал, ходивший за ней по пятам. — Преступников надо стеречь!
— Ах, но почему бы им не покаяться и не отбывать свой срок добровольно, не пытаясь бежать. Всё-таки это ужасно…
После обеда дамы вызвались побеседовать с некоторыми падшими личностями, самоотверженно неся им искру участия и любви.
— Капрал, у вас совсем-совсем не содержат женщин? —
— Здесь не исправительный дом, мадам! Женщины к нам попадают редко. Разве что какая-нибудь девка убьет своего ребенка или отравит старого мужа. Да, еще, воровки. Но эти все ненадолго. Им отсюда дорога на виселицу или в колонии за океан. Вчера… нет, позавчера ночью, перед рассветом, одну такую доставили. На той неделе троих определили к нам… А партия в колонии ушла в начале месяца, так что красоткам придется посидеть, пока им не наберется подходящая компания. Хотя нет, ту что позавчера — верно повесят. Но может быть, — капрал заговорщицки понизил голос: — Может, и расстреляют. Или же… (он провел рукой по горлу, намекая на гильотину).
— Ах! Как можно! — воскликнула молодая женщина.
Капрал кивнул с важным видом:
— Политика, барышня! С этим не шутят… Хотите на эту дамочку посмотреть? — неожиданно предложил капрал.
Он знал, что слабонервных и хрупких благотворительниц хлебом не корми, дай побеседовать со смертниками. Вот и эта, такая милая, молоденькая, а согласилась. До чего дошли женщины, хранительницы домашнего очага!
Через глазок в двери камеры тюремщик и посетительница по очереди заглянули внутрь. Солдат, стоящий на часах под дверью не обращал на них совершенно никакого внимания, он хранил полное равнодушие.
— Я бы так хотела, капрал, побеседовать с этим бедным заблудшим созданием. Она так молода, право, жаль, если хотя бы в этот роковой час ее душа не проснется.
Капрал видел блестящие сквозь вуаль глаза и не мог устоять. Тем более, что это входило в его обязанности.
— Я прошу вас, барышня.
— О нет, я хотела бы вести разговор без свидетелей, иначе мне не вызвать ее доверия, — воспротивилась благотворительница. — Вы подождите меня там, за поворотом.
— Ну что ж, раз это ваше желание, — согласно кивнул усатый капрал и, отдав стражнику ключи, приказал открыть дверь. А сам подкрутил усы и недвусмысленно посмотрел на посетительницу, обещая ей ждать за поворотом узкого коридора.
Солдат открыл дверь.
— Только я прошу вас, никуда не уходите, — взволнованно попросила женщина. — Я боюсь остаться с ней наедине. И не закрывайте дверь на ключ, чтобы я могла выйти, если… если она кинется на меня.
— Не беспокойтесь, мадам, я буду рядом, за дверью, — заверил охранник.
Благотворительница улыбнулась ему и, подобрав юбки, осторожно вошла в камеру. Тяжелая обитая железом дверь закрылась за ней.
Мрачная камера оказалась слишком маленькой, а день, за проделанным вверху стены окошком, — слишком ярким, поэтому внутри было светло. В трех шагах от вошедшей дамы, у противоположной стены на соломенной подстилке сидело "бедное заблудшее
Изабэлла молча подняла вуаль.
В глазах Крошки отразилась усмешка. Ни малейшего удивления.
— Я ждала, — тихо сказала она.
— Я здесь. — Сестра подошла ближе: — Покажи руку… Так я и думала, женских кандалов у них не нашлось. Это к лучшему.
Достав из кармана небольшую изогнутую железку толщиной в палец, "хрупкая благотворительница" с ловкостью опытного взломщика принялась растягивать склепанный край кандалов, действуя железкой как рычагом.
— Попробуй, теперь можешь снять браслеты? — спросила она сестру.
Элла практически свободно вытащила из стальных колец сначала левую, затем правую руку.
— И что дальше?
Шляпка пюхнулась на солому.
— Переодевайся. Живо!
— Ты что, нас же видят в глазок.
— Кто? Твои мальчишки? Им не до нас! У часового давно сидит нож в сердце; стража у двери сменилась, только я вошла. Снимай куртку!
Под коричневым жакетом у Изабэллы оказался черный; сняв верхнюю юбку и отдав ее Элке, графиня вместо одного костюма оказалась в другом, еще более строгом. Крошка быстро приняла вид дамы-благотворительницы, надев юбку поверх кожаных брюк и сапог.
— Шляпу! Волосы спрячь и опусти вуаль. Сойдет! — командовала сестра.
— А ты как же?
— Я? А мне что скрывать? — после паузы надменно ответила Изабэлла. — По крайней мере, до восьми вечера я остаюсь благородной графиней и честной женщиной! Не бойся, такую же шляпку с вуалью мне передаст Джузеппе, как только я выйду. А ты убирайся немедленно. Надень перчатки; вот пропуск — покажешь внизу. Момент, повернись к свету… У тебя губы белые, прямо синие. Дай, накрашу. Допросы были?
— Угу. Два. Приезжали из полиции Монако.
— Не вертись. Я хочу нарисовать тебе такую же дурацкую родинку, как у меня… Готово. Слушай внимательно: по коридору направо. Там стоит болван с усами. Отдашь ему ключ и сделаешь глазки. Только молча! Бегом вниз по винтовой лестнице. Тебя будут ждать двое ребят: Ролл и Ремиc. Выйдешь с ними на улицу, сядешь в нашу карету и до вечера, чтобы никто кроме них не знал, где ты. Даже я. За гостиницей установлена слежка, туда не суйся. Вечером доберешься до "Колеса Фортуны", Хосе переправит тебя в Сицилию, и привет! В чем дело?
Марчэлла неподвижно стояла спиной к двери.
— А ты? Если сюда кто-нибудь нагрянет, как только я исчезну?
— Не важно, упаду в обморок. Представь: мертвый часовой, дама из комитета — без чувств, а тебя нет. Красиво?
Элка измучено улыбнулась:
— Очень.
— Что же ты стоишь? Иди!
Марчэлла медленно взялась за ручку двери.
— Просто не представляю, что мы нескоро увидимся, сестричка. Я не смогу без тебя. Как-то странно. Привыкла.
— Встретимся в Неаполе, через два-три месяца, — ответила Изабэлла, замечая, что ее голос дрожит и не слушается приказов воли. — Нашего котенка я оставила Мриетте, горничной. Она хорошо о нем позаботится. Ну, иди… Времени мало.