Черная корона Иссеи

Маслов Александр

– Я в восхищении, госпожа Астра! В полнейшем сердечном восхищении, что ты смогла так верно разгадать божественное значение этих закорючек, – Леос вырвал у друга серебряный сосуд, поднеся его к лицу, провел с благоговением по выпуклым знакам на его боку и тут же крепко приложился к горлышку. – Вот Бернат рад будет такому полезнейшему волшебству – вино, которое никогда не кончается! – провозгласил он, отдышавшись.

– Эй ты, братец, поскромнее бы, – укоризненно произнес Голаф. – Я и сам бы выпил, но это не пойдет на пользу никому. Не надо сейчас проявлять глупую слабость, – не опуская меча, он

прошел дальше до среднего саркофага, накрытого плитой желто-прозрачной яшмы, ощутил, как тревога, подобная темной холодной воде, одолевает его, поднимается колючим оцепенением по ногам. Такого гадкого чувства он не испытывал ни в жутких могильниках Анфирии, ни в пещерах Анраса, населенных душами ведьм. Возможно, рейнджер воспринимал то, что было недоступно мэги с их волшебными способностями, связанными лишь с течением эфира, ментальными и астральными полями.

– Нам потребуется ключ, – обследовав каменную дверь, ведущую в зал Кэсэфа, сказала мэги Пэй. – Иначе ее никак не открыть.

– Да, – сдалась Верда, стоявшая на возвышении перед недобрым ликом Анобиса и все еще пытавшаяся разгадать устройство замка. – Могу предположить, где его искать.

– Я сама могу предположить. Кто был ближе всех Кэсэфу в последние его дни? Нифхтея, Иссаули, Аманхи?… – задалась вопросом дочь магистра, вспоминая имена наложниц проклятого повелителя и последние события того времени.

– Нифхтея, – отозвалась госпожа Глейс, ища взглядом нужные знаки на саркофагах.

– Вот, – Астра вернулась назад и положила ладонь на плиту с изображением плачущей змеи. – Вскрывайте гроб.

– А-а… это так необходимо, Светлейшая? – осведомился Леос, отступая к открытой двери. Он со страхом поглядывал то на черно-мраморных птиц, сидевших на выступах под потолком, то на тяжелые крышки саркофагов, рельефы на которых не обещали ничего доброго.

– Там ключ, – пояснила Астра. – Не дрейфь, сладкоголосый, ты еще потом балладу сложишь, о прекрасной госпоже Нифхтеи, восставшей из гроба. Давай, Голаф, – она притянула франкийца за рукав, и повернулась к Карриду: – И ты, волосатик, помоги. Плита тяжелая.

Вонзив в щель острия клинков, мужчины навалились и, скрипя железом, кое-как сдвинули глыбу розовато-серого камня.

– Постой, мэги Пэй! – предостерегла Верда. – Я в этом чуть больше понимаю. Не зря же я читала «Тайный Путь Некро», который ты сожгла, – двинувшись по проходу, госпожа Глейс торопливо зачитала заклинания еще неизвестные дочери магистра, взмахнула руками, направляя тайную силу от себя к стоящим в ряд саркофагам – над их крышками появились перевернутые знаки Го, светящиеся кровавым блеском. – Запечатала их на всякий случай, – пояснила Верда. – Может, это поможет нам. Лучше одна Нифхтея, чем еще восемь ее подруг.

– Ты всерьез думаешь, что твои печати их удержат? – Астра пожала плечами и вернулась к приоткрытому гробу. – Снимайте плиту, – сказала она Рэббу и франкийцу. – На пол ее, и сами в сторону. Боюсь, заберет шетовка вас, и будете сохнуть вместе с ее костями.

Голаф и Каррид еще раз схватились за рукояти мечей, потом уперлись в край плиты и столкнули ее на пол. Раздался грохот разлетевшегося на куски камня. Анрасец сразу отскочил к Леосу, а рейнджер, не рискнув оставить мэги Пэй, стоял и смотрел на содержимое

саркофага – белое, расшитое золотом, покрывало, окутывавшее чью-то тонкую фигуру.

– Ключ должен быть в ее левой руке, – сообщила госпожа Глейс. Она была хорошо знакома с особенностями либийских погребальных обрядов.

– Знаю я, – раздраженно ответила Астра, удивительная осведомленность и вездесущесть Верды ее начинала злить. – Отважный франкиец, у тебя острый меч? – она покосилась на Голафа с легкой насмешкой.

– Ты шутишь как-то не вовремя, – тихо произнес рейнджер, приподняв светло-голубое лезвие, расчерченное могучими рунами.

– Тогда очень осторожно разрежь на ней покрывало, – попросила мэги Пэй. – Не хочется мне, Светлейшей, руки пачкать о всякое дерьмо.

Вздохнув, Голаф секунду помедлил, будто собираясь решимостью. Сделал шаг к саркофагу и, проткнув покрывало между ступней умершей, начал неторопливо рассекать ткань снизу вверх, к изголовью погребального ложа. Сначала в разрезе шелка показались сандалии с нефритовыми пряжками в форме змеиных голов и икры ног Нифхтеи. К изумлению франкийца их не тронуло тление, лишь неглубокие морщины портили кожу погребенной тысячи лет назад. От этого невероятного открытия рука Голафа слегка задрожала, но он продолжал осторожно рассекать ткань, вышитую золотыми нитями. Дошел острием до коленей либийки, и тут же Астра и Верда одновременно почувствовали нарастающее присутствие чужой магии, пугающей как лютый, звериный вой.

– Питха сучья! – разволновавшись, выругалась дочь Варольда. – Голаф, быстрее! Режь быстро! – прикрикнула она, теряя остатки терпения.

Меч франкийца в одно мгновенье распорол покрывало до верха, и края шелковой ткани разошлись, являя тело последней наложницы Кэсэфа. Она отнюдь не выглядела умершей в далекие времена – была свежа и молода. Ее лицо безупречной красоты лишь слегка портила восковая желтизна, иссиня-черные волосы лежали на лбу и щеках тонкими изогнутыми змейками. Диадема с крупными алмазами чудесно отражала синий блеск светляков.

– Ключ, – напомнила госпожа Глейс Астре.

Та наклонилась, разглядывая маленькую шестигранную пирамидку, зажатую в левой руке либийки.

– О, Рена Добрейшая! Она смотрит! – сдавлено произнес бард из-за спины мэги Пэй. – Она – прямо на меня!

Астра, уже почти дотянувшаяся до ключа, отдернула руку и увидела, что глаза покойницы открыты. Огромные, черные, будто куски угля, они смотрели куда-то мимо мэги, холодно, глубоко, до самых корней души. Дочь Варольда сделала шаг назад, расставив в стороны руки и оттесняя Голафа к открытой двери.

– Глейс, достань «Слезы Эты»! Быстро! – крикнула Астра растерявшейся подруге.

– Не поможет, – отвергла Верда, но заскрипела застежкой сумки.

– Я говорю – «Слезы Эты»! – настояла мэги Пэй, заслоняя собой друзей от встававшей медленно из гроба Нифхтеи.

– Мужчина с золотыми волосами, – произнесла наложница Кэсэфа по-либийски. – Иди сюда. Иди ко мне. И ты, северный воин, не стой там одиноко, – она улыбнулась, переведя черные влажные глаза к Голафу.

Леосу, не понимавшему древнего языка, ее слова показались сладким волнующим стихом, и сразу где-то в глубине сознания открылся их смысл.