Черная кровь Победы
Шрифт:
Отбросив посторонние мысли, Рябов поинтересовался у священника, внятно и громко:
— Do you speak English? I am Russian. I am escape from Soviet Union.
Прихожане продолжали следить за ним. Священник нахмурился и задумался. Рябов понял, что он подбирает слова. Значит, он не ошибся! Он знает английский язык!
— Yes, I am. And Russian — a little. — Рябов изумленно поднял бровь.
Прихожане расслабились и потянулись к выходу.
Рябов перекрестился и поклонился священнику.
— Святой отец, я не верю в свою удачу. Благословите меня.
— Хорошо-о. — Ответил ему священник,
— Но откуда вы знаете русский и так хорошо? — Вырвался у Рябова возглас изумления.
— Я-а долго учусь. Учился, правильно сказать. Руссия — православная. И мы — правосла-авные, но другие. Я хотел, правильно? Да, я хотел знать язык других православных и читать ваши тексты, для понимания, так, да, понимания разницы. — Ответил священник, задумчиво поглаживая бороду.
— Вы очень… Образованны и умны, если это не будет неправильно сказать, святой отец.
Тот только улыбнулся и, вновь нахмурившись, ответил:
— Однако. Что привести тебя сюда? Почему ты ушел из Руссии и так далеко?
— Я ушел из СССР… Руссии, потому что не мог согласиться с тем, что там творится и меня уже хотели арестовать. Из-за моего отца… — Рябов сделал паузу. Ему было слегка неудобно обманывать столь интересного человека, но задание — это задание. Родина важнее его моральных терзаний.
— Почему? — Цепко взглянул на него священник. Его взгляд чем-то напомнил Рябову взгляд покойного Колесниченко. Мир его праху…
— НКВД узнало, что он служил на стороне белых, причем офицером, из дворян. А моя семья это скрыла. К тому же, органы… В смысле — НКВД узнало, что я верующий и хожу в храмы. Этого хватило. — Рябов знал, что за такое его вряд ли кто бы тронул на Родине, даже будь все именно так. Но ведь иностранцы рассказывают о его стране столько небылиц.
— Ясно-о. Что ж. И чего ты хочешь? — Продолжая внимательно смотреть на Александра, спросил священнослужитель.
— Когда мне получилось сбежать, и прибыть в Мосул… Я решил зайти в православный храм, чтобы поблагодарить бога за успешное спасение. Я знаю, что наши церкви немного отличаются, но думаю, что бог все равно услышит. — У Рябова мелькнула мысль о том, что лучше бы не услышал, а то ему сильно не повезет за такой обман. — А после этого поинтересоваться у братьев-православных как можно попасть к англичанам.
— Заче-ем? — Опять кратко спросил священник.
— Мне же надо как-то устроиться жить, правильно, святой отец? — Рябов пожал плечами. — А я все же был капитаном важной военной части, прежде чем все началось. У меня есть, что предложить британцам. А совесть мучить меня не будет, ведь моя страна сама решила от меня избавиться…
— Звучит верно. Что ж, сын мо-ой. Можешь еще помолиться, ставить свечку. А потом я отправлю с тобой своего племянника. Он отведет тебя к английскому офицеру, знающему русский. Ты знаешь инглиш… английский. Но тебе так будет проще. И именно такому офицеру ты сможешь что-то предложить лучше… Скорее всего. Чем другим.
— Благодарю, отче! — Вполне искренне ответил Рябов, и поклонился священнику, перекрестившись.
«И я ведь даже не вру. Мне надо к этому офицеру». Оправдывался про себя капитан.
Священник отпустил его жестом и
Александр подошел к коробу, в котором лежали свечи и взял две штуки, поставив перед иконой. Зажгя их от других, он подумал: «Одну — за Колесниченко. Хотя он и не одобрил бы это, но все равно. Вторую — чтобы если этот бог есть — он понял меня и простил за то, что я обманываю его служителя».
Постояв перед иконой, он развернулся и подошел к священнику, который его терпеливо ждал.
— Идти… Иди со мной, я приведу. — Просто сказал священнослужитель.
Рябов кивнул и пошел вслед за ним. Пройдя мимо рядов лавок для прихожан, они вышли наружу и Александр увидел того самого мальчонку, которому он кидал монетку.
Между священником и его племянником произошел небольшой диалог на их языке и священник обернулся к Рябову:
— Садись на своего… — Он не мог подыскать нужное русское слово.
— Верблюда? — Подсказал Рябов.
— Да. И медленно едь за моим племянником. Он тебя проведет.
Тут Александр понял что даже не узнал, как зовут священника и поддавшись порыву внезапно спросил:
— Как вас зовут, святой отец?
— Это не имеет значения, сын мой. Я же помог тебе, и тебе не за что меня-а проклинать. Зачем еще знать имя? — Улыбнулся священнослужитель, так и оставшись для капитана навсегда безымянным.
Рябов поклонился священнику и перекрестился.
— Благодарю за помощь, святой отец. И позвольте сделать это подношение храму, чтобы он стоял еще долгие годы и помогал путникам и изгнанникам. — И Александр вытащил из глубин своего одеяния горсть крупных монет. Внутренне гордясь своему витиеватому языку, подходящему случаю. Образование все же делает чудеса!
Священник кивнул капитану и молча взял монеты, убрав их под рясу. Кивнул. Секунду помедлил и перекрестил его:
— Удачи тебе, путник!
«А вот это мне понадобится. Пусть подействует» — подумал Александр и взобрался на верблюда. Священнослужитель развернулся и вернулся в стены храма, а Рябов поплыл за мальчишкой на своем «корабле пустыни» дальше…
Глава 6
Внедрение
Капитан, вновь начав обливаться потом, сначала подумал, что мальчонка поведет его к городской администрации, но нет. Они взяли другое направление, причем даже от центра. Рябов не думал, что его хотят куда-то заманить, поэтому даже не стал гадать, куда его провожатый показывает путь. Он просто озирался по сторонам, снова натянув куфью, и впитывал в себя местную жизнь. Несущихся по своим делам торговцев. Сидящих прямо на улице на ковриках пожилых бородатых мужчин, переговаривающихся друг с другом, неторопливо затягивающих в процессе беседы в легкие кальянный дым. Закутанных в платки женщин, несущих какие-то товары. Ребятню, с гамом бегающую по улицам. Мрачных заросших мужиков, у которых на поясах висели кинжалы, подозрительно озирающихся вокруг. Он даже разглядел мелькающих в толпе карманников, ловко и незаметно скользящих в ней, как будто это были волны, а они — ныряльщиками за драгоценным жемчугом. И палящее, знойное, жгучее солнце, заставляющее кутаться в одеяния глубже, чтобы не обжечь непривычный к такому нос.