Черная луна

Мах Макс

– Было бы обидно, - уныло отозвалась Виола, - но не смертельно. В борделе я уже один раз была, жить там можно... Но возвращаться не хочется.

– Может быть и не придется...

В дверях дома появилась женщина, одетая в платье песочного цвета, прошла вперед, остановилась в начале спуска, посмотрела на господина в камзоле зеленого сукна - он все еще разговаривал с Хемтом, - перевала взгляд на девушек.

– Если это бордель, то дорогой, - высказала свое мнение Виола.
– Чистая публика, и все такое...

– Барышни!
– окликнула их женщина.
– Что же вы стоите внизу? Поднимайтесь!

– Пошли?
– искоса глянула на Герду Виола.

–

А куда мы денемся?

Они подошли к лестнице, поднялись наверх и остановились перед дамой.

– Я Мишлин Рэ, - представилась женщина, - хозяйка школы. Господина, который разговаривает с караванщиком, зовут Людвиг фон Моос. Он мой помощник. Теперь представьтесь вы!

– Виола Армед, госпожа!
– Присела роанийка в элегантном реверансе.

– Маргерит де Грот, мадам, - Герда тоже умела делать книксен.

– Добро пожаловать в школу "Неофелис", барышни!
– улыбнулась дама.
– Идемте поговорим. Вещи можете оставить здесь. Их принесут прямо к вам в комнаты.

Герде начало знакомства понравилось, но она в любом случае не собиралась обострять. "Наобострялась" уже однажды, едва жива осталась.

Они прошли вслед за госпожой Рэ в парадный вестибюль, поднялись по лестнице, огибавшей зал по дуге, и вошли в небольшую изящно обставленную гостиную.

– Прошу вас, барышни, - госпожа Рэ указала на чайный столик, вокруг которого стояли четыре стула с высокими резными спинками.
– Чай? Кофе? Может быть, немного вина?

Оценив тон дамы Мишлин, Герда решила, что крестьянку Маргерит можно отослать прочь.

"Добро пожаловать эдле де Грот!" - мысленно поприветствовала она себя другую.

– Зависит от того, - улыбнулась она, присаживаясь к столу, - как в ваших краях, мадам, варят кофе.

– У нас его варят на горячем песке... в жаровнях, - ответила Мишлин, испытующе глядя на Герду.

– Тогда, мадам, я бы с радостью выпила чашечку кофе.

– Приказать принести вам сахар и сливки?

– Благодарю вас, мадам, но я пью кофе из-за его аромата и горечи, - эту фразу Герда произнесла на безупречном эрне. Так говорили ее мачеха и ее дочери.

– А вы, милочка? Что будете пить вы?
– обернулась Мишлин к притихшей Виоле.

Компаньонка увидела сейчас совсем другую Герду, не похожую на ту девушку, с которой путешествовала через горы, и растерялась.

– Чай, если можно.

– Ну, разумеется, можно. Ты все слышала, Марта?

Оказывается, чуть в стороне, у колонны стояла молоденькая служанка, готовая выполнить любое приказание своей госпожи.

– Маргерит, почему вы заговорили со мной на эрне?
– спросила Мишлин, снова возвращаясь к разговору с Гердой.

– Услышала ваш акцент, мадам, - объяснила Герда.

– Люди говорят, что мой акцент едва слышен.

– У меня абсолютный слух.

– Играете на каком-нибудь инструменте?

– На клавесине, мадам, - улыбнулась Герда.
– И немного на скрипке, но, видит бог, совсем немного.

– У меня в доме есть виргинал, сумете нам что-нибудь сыграть.

– Вирджинал?
– переспросила Герда, использовав по случаю лассарский диалект.
– Кажется, он похож на спинет?

– Вы совершенно правы, - продолжила Мишлин заинтересовавший ее разговор.
– Что вы нам сыграете?

– Право слово, - "смутилась" Герда, - я давно не играла. Но думаю, смогу сыграть что-нибудь из Баха или Виралдини.

– Классика... Знаете латынь?

– Знаю, но говорю ужасно.

– Какие еще знаете языки?
– продолжила расспрашивать Мишлин.

– Горанд, роанийский, совсем немного

конгарский, лассарский и боргонский диалекты эрна. Это все.

– Неплохо, - кивнула Мишлин и тут же переключилась на Виолу.

Она расспрашивала девушку минут десять, словно бы, позабыв о присутствии Герды, но та не сомневалась, хозяйка школы все помнит и ничего не забывает.

3.

День в школе "Неофелис" - школе бойцовых кошечек, как выражалась Мишлин, - начинался по-разному и в разное время. Тебя могли разбудить криками и звоном бьющегося стекла посередине ночи, приказать надеть бальное платье и послать в туфлях на высоких каблуках через лес в какой-то "замок с двумя башнями", расположенный где-то в пяти или шести милях "примерно на север-северо-запад". А могли послать юношу, который разбудит тебя нежным поцелуем в губы, или вежливую служанку, которая доверительно шепнет, "пора вставать, барышня, потому что завтрак подадут ровно в десять". Спасибо хоть, что не заставляли спать ни с тем, ни с другой, хотя и предложили - разумеется, крайне вежливо и в самых изысканных выражениях, - "отработать с ними хотя бы основные движения". Пришлось пойти навстречу: "поласкаться" с голой девушкой - что оказалось отнюдь не противно, - а потом кропотливо "исследовать" нагого юношу и даже проделать с ним, как бы, почти весь "процесс". Впрочем, раздвигать ноги, Герда категорически отказалась, но все-таки дала парню всю себя "общупать и облизать". Это ей понравилось гораздо меньше, но, возможно, проблема была не в самом "процессе", а в том, что она попросту не могла расслабиться и "отдаться на волю страсти, как корабельщики отдаются на волю волн". Ведь, по правде говоря, юноша был, и в самом деле, красив, - высокий, стройный, широкоплечий, - нежен и опытен, беда заключалась в другом. Каждый раз, когда он ее обнимал или просто к ней прикасался, Герда вспоминала Эугена и всех прочих подонков, едва не изуродовавшим ей жизнь.

Впрочем, это был не единственный момент, с которым у Герды возникли сложности. Она могла мириться с усталостью и болью, успела привыкнуть и к тому, и к другому за год, проведенный в Коллегиуме. Могла перетерпеть необходимые формы унижения, - вплоть до пощечин и стояния на коленях, - поскольку без них не обходится ни одна служанка знатной госпожи. Синяки, царапины и шишки были ничтожной платой за учебу, а без унижений не было бы никаких перспектив получить подходящую работу. Чего она действительно не переносила, так это черной злобы и лютой ненависти, которые испытывали по отношению к ней другие девушки. В имении одновременно обучались шесть претенденток на то, чтобы стать телохранительницами богатых и титулованных особ. И Герда, которой все они сперва скорее понравились, чем наоборот, никак не могла взять в толк, откуда берутся эта злобная зависть и неукротимое соперничество, переходящее в открытую вражду. Но, в конце концов, Мишлин ей все это объяснила самым доходчивым образом.

В тот день Герда в очередной раз надела туфли с битым стеклом, порезала ступни и плакала, глядя на перевязанные бинтами ноги.

– Будь внимательнее, - посоветовала ей госпожа Рэ.

– Но за что?!
– взмолилась Герда.

– За то, что ты заняла место, на которое претендует кто-то другой.

– Но я...
– хотела было возразить Герда, но Мишлин не дала ей договорить, прервав Герду на полуслове.

– Это борьба, милочка, - усмехнулась она.
– Это бой за первородство. За право завоевать мою симпатию и получить самое лучшее, самое выгодное назначение.