Черная Луна
Шрифт:
— Золото — тяжелый металл, — отозвался Тарантио. Они отыскали «Мудрую Сову» незадолго до прихода сумерек и постучались в парадную дверь.
— Мы откроемся через час! — крикнул из окна рослый, плотного сложения человек.
— Нам нужна комната на несколько дней, — пояснил Тарантио.
— Я сейчас не сдаю комнаты.
— Нас послал Чейз.
— Так что же вы сразу этого не сказали? Подождите, я сейчас спущусь.
В обеих концах просторной обеденной залы уже разожгли два больших очага, и молодые служанки поправляли фитили
— У меня есть только одна комната, — сказал Кефрин, пропуская в таверну своих новых постояльцев. — Две кровати, камин, окна выходят на главную площадь. С вас я возьму четверть серебряка за сутки, но за эти деньги вы получите еще завтрак и ужин. Вино либо пиво оплачиваются отдельно. На сколько дней вам нужна комната?
— Дня на четыре, пожалуй. Я собираюсь снять на зиму небольшой дом.
— Что ж, в Северном Квартале полно пустующих домов. Это там сильней всего разгулялась эльдерская чума.
Со струн арфы сорвалась внезапно переливчатая трель, и Тарантио вздрогнул, как ужаленный. Брун озадаченно глянул на него, но ничего не сказал, и они последовали за Кефрином вверх по широкой лестнице.
— Не хотите заказать столик на сегодняшний вечер? — спросил Кефрин. — Народу будет уйма, и если не закажете столик заранее, то не сможете послушать музыку.
— Пускай ужин принесут в комнату, — отозвался Тарантио. — У меня нет охоты слушать музыку.
— А у меня есть, — сказал Брун. — Этот парень здорово играет.
— Погоди, что еще ты скажешь, когда послушаешь его вечером! — убежденно воскликнул Кефрин.
Когда они вышли в коридор второго этажа, из комнаты появилась красивая черноволосая девушка и, сильно хромая, подошла к ним.
— Моя дочь Шира, — с откровенной гордостью в голосе представил ее Кефрин. — Сегодня стряпать будет она.
Тарантио поклонился. Брун так и застыл, разинув рот, и не мог отвести глаз от улыбавшейся ему Ширы. Во рту у него разом пересохло, голова пошла кругом. В этот миг он сразу вспомнил, что руки у него грязные, одежда в дорожной пыли, а давно не мытые волосы всклокочены, как воронье гнездо.
— Здравствуй, — сказала девушка, протянув руку. Брун уставился на эту руку, точно на невиданное прежде сокровище, и не сразу сообразил, что должен ее пожать. Он мельком глянул на свою загрубевшую ладонь и поспешно вытер ее о штаны — а затем с превеликой осторожностью пожал руку девушки.
— Как тебя зовут? — ласково спросила она.
— Меня… я… — Брун запнулся и беспомощно смолк.
— Его имя — Брун, — с ухмылкой подсказал Тарантио.
— Ага… верно, — запоздало подтвердил тот. — Брун. Рад познакомиться.
— А меня зовут Тарантио, — продолжал воин и, взяв протянутую руку девушки, поднес ее к губам. Шира одарила их обоих еще одной чудесной
— Прошу сюда, — пригласил Кефрин, вводя Тарантио и его спутника в просторную комнату с двумя удобными кроватями. Низкий побеленный потолок подпирали дубовые балки, у северной стены красовался приличных размеров камин. Тарантио подошел к большому окну и выглянул вниз, на мощенную булыжником площадь.
— Сейчас тут нежарко, — продолжал Кефрин, — но я пришлю служанку, и она мигом разведет огонь. И тогда уж вам тут будет тепло и уютно, помяните мое слово.
— Превосходная комната, — сказал Тарантио, вынимая из кошелька свой последний золотой. Он бросил монету хозяину таверны, и Кефрин добросовестно попробовал ее на зуб.
— С нее вам полагается девятнадцать серебряков, — сказал он. — Слуга принесет вам сдачу.
— Мыльня у вас есть? — спросил Тарантио.
— Угу. Я скажу, чтоб нагрели воду — это займет полчаса, не больше. Мыльня на первом этаже, дверь прямо за помостом, на котором играет музыкант.
Когда Кефрин ушел, Брун уселся на одну из кроватей.
— Ox, — сказал он, — правда же, она красавица? Тарантио бросил седельные сумки у дальней стены.
— Чудесная девушка, — согласился он. — Жаль только, что хромая.
— Как думаешь, она не решила, что я круглый болван?
— Что ж, — ответил Тарантио, — человека, который вдруг забыл собственное имя, трудно счесть гением. Впрочем, ей наверняка было приятно, что ты так ошеломлен ее красотой.
— Ты и правда так думаешь?
Тарантио промолчал. Стянув с себя куртку и сапоги, он вытянулся на второй кровати.
Брун тоже улегся, вспоминая восхитительную улыбку Ширы. Его тусклая, унылая жизнь вдруг наполнилась светом и смыслом.
В ста двадцати милях к северо-востоку, над отрогами самой высокой горы Великой Северной пустыни парил стервятник. Подхваченный токами теплого воздуха, он летел к югу, зорко высматривая в безлюдной пустыне малейшие признаки жизни. Потом развернулся и заскользил на запад. Стервятник не слышал глухого рокота, доносившегося с вершины горы, однако заметил, как задрожали, заворочались камни. Громадный валун вывернулся из гнезда и покатился по красно-бурому склону, увлекая за собой лавину мелких камешков и вздымая клубы ржавой пыли. Стервятник сложил крылья и опустился ниже.
Вершина горы раскололась, и в этой расселине стервятник увидел нечто небольшое, круглое и черное.
Это было последнее, что он видел в своей птичьей жизни.
Неистовый порыв ледяного ветра вырвался из расселины, безжалостно хлестнул стервятника, обдирая с него перья. Птица погибла мгновенно и, уже мертвая, камнем упала на землю.
На вершине горы тускло мерцала в солнечном свете черная жемчужина. Чары, облекавшие ее, слабели и блекли — и наконец разом опали, точно звенья разорванной цепи.