Черная Луна

Маркеев Олег Георгиевич

— Надеюсь, перед этим она ничего не успела сказать, — обронил Хан, продолжать не стал. Посмотрел в зеркальце заднего вида на Лилит, она молчала, словно не расслышала его слов.

Хан повернул ключ в замке зажигания, под капотом мерно заурчал двигатель. Осторожно развернул машину. Передние колеса «фольксвагена» нырнули в колею грунтовой дороги, машина вздрогнула, и Лилит очнулась.

— Пожар начался в подвале, у него было время обыскать дачу. Будем считать, что кассеты он нашел.

— Правильно, — кивнул Хан. — Если в центре нашел аппаратуру, то должен был догадаться, что где-то хранятся кассеты. Легионер сказал,

что они успели вытащить кассету. Честно говоря, я рассчитывал на нее. Теперь никаких примет этого человека у нас нет. У Красного была сломана рука. Стоило этому человеку увидеть повязку на руке Красного, уверен, сразу же сообразил, что кассеты где-то в доме. Возможно, он не успел их найти. Но ты права, лучше считать, что они у него. — Хан притормозил у выезда на шоссе. Мимо быстро проносились машины. Хан ждал возможности вклиниться в поток.

— Ты сказал, он хороший охотник?

— Да, Ли. Это охотник и воин. Его не сбить со следа и он всегда добивает врагов.

— Подай мне сумку.

Хан взял с соседнего сиденья сумочку, не оглядываясь, протянул Лилит.

Она достала из нее мобильный телефон. Набрала номер.

— Але, Нинон? Слышу музыку. Ты где, хорошая моя, так отрываешься? Очень мило! А я уже соскучилась. Нет, давай я сама подъеду. Жди. Все, целую. — Лилит отключила телефон. Уже совсем другим голосом сказала Хану: — До Нины он еще не добрался.

— Ли, ему нужна ты.

— Догадываюсь. Поехали, Хан, у нас мало времени. Мне еще надо заскочить домой, кое-что взять.

Глава девятнадцатая. НОЧНОЙ СЕАНС

Дикая Охота

В лицо пахнуло острое звериное дыхание. Вслед за этим по щеке прошлось что-то липкое и шершавое. Максимов поморщился, с трудом открыл глаза. Прямо над ним нависла лохматая собачья морда.

Максимов запустил пальцы в густую шерсть, потрепал пса по загривку. Янтарные глаза пса сразу потеплели.

— Да живой я, живой, — проворчал Максимов. — Но смерти моей ты явно хочешь. Что надо, Конвой?

Пес нетерпеливо перебрал передними лапами, ткнулся мокрым носом в грудь лежащего на полу Максимова.

— Так, псина, мы с тобой десять минут погуляли?

Ты свои дела в кустах сделал? Вот и терпи до утра.

Пес повторил маневр, что на его собачьем языке, очевидно, означало: «Вставай, гад».

— И не подумаю! — Максимов даже не пошевелился. — Сказал же, утром подольше побегаем. Видишь, сил нет. Уйди, Конвой.

Он протянул руку, чтобы оттолкнуть пса, но тот отскочил сам, издал короткий рык и зацокал когтями на кухню. Вернулся, неся в зубах пластмассовую миску. Бросил рядом с Максимовым.

— А вот за это извини, брат!

Максимов перевернулся на живот, собрался с силами и, оттолкнувшись руками, резко вскочил на ноги. Туже обмотал соскользнувшее с бедер полотенце.

— Не стой молчаливым укором. Конвой. Бери миску и пошли. — Он махнул рукой, первым выходя из комнаты.

На кухне он налил в миску воду, поставил перед радостно заурчавшим псом. Сел на диванчик, ноги положил на табурет.

Усталость все еще давала о себе знать. Он вернулся домой час назад, сил едва хватило, чтобы вывести Конвоя на улицу и перетерпеть те десять минут, что пес носился по окрестным кустам.

Энергии у него за день скопилось изрядно, а у Максимова почти не осталось. Пришел, разделся и рухнул на пол. Сразу же расслабился до кисельных мышц, с наслаждением ощутил, как по телу прокатилась теплая волна. Так бы и лежал, дожидаясь телефонного звонка, если бы не Конвой, напомнивший, что вода в миске уже кончилась.

Максимов посмотрел в окно, уже стемнело. В доме напротив все еще светились окна.

«Странно, как летит время. Родилось и выросло целое поколение полуночников. Им и невдомек, что десяток лет назад самая поздняя передача заканчивалась в полночь, а до утра шел только „Новогодний огонек“. Кстати, не все выдерживали до конца, привычки не было. Ларьков ночных тоже не было, кто не успевал затариться водкой до девяти вечера, терпел до утра. Хотя нет, выкручивались и тогда. У любого таксиста в багажнике имелся ящик водки. Максимов улыбнулся воспоминаниям. Потом на ум пришло другое, и улыбка погасла. — Еще выросло целое поколение войны. Родились под обстрелом, играли среди руин, и вместо средней школы окончили ускоренные курсы выживания. Пойди им теперь докажи, что „человек — это звучит гордо“, если они уже знают, что человек — это мишень или труп в канаве. И что прав тот, у кого автомат».

Пес, почувствовав, как изменилось настроение хозяина, поднял мокрую морду, встревоженно заглянул в глаза.

— Не волнуйся, Конвой, это я так. — Максимов подмигнул псу. — Нам сегодня немножко повезло. — Он суеверно постучал по углу стола.

Встал, достал из холодильника бутылку водки. Налил до краев рюмку.

Пес, сев у его ног, внимательно следил за хозяином. Свесил голову набок и навострил уши. Максимов смотрел в темноту за окном, сжав в кулаке рюмку.

— Земля ему пухом, — выдохнул он, опрокинув в рот рюмку.

Постоял, зажмурившись. Конвой тихо заскулил, ткнулся носом в колено. Максимов потрепал его по холке.

— Порядок, Конвой. Живем дальше.

Минут десять он изводил себя контрастным душем. Сначала кипяток, пока кожа не покраснеет, потом ледяная вода, до тех пор, пока тело не покроется пупырышками и не застучат зубы. И так раз за разом, пока в мышцы не вернулась упругая сила. В голове прояснилось.

Максимов вышел из ванной, обернув вокруг бедер полотенце. Влажную кожу приятно щекотал холодный сквознячок из приоткрытого окна. Зажег конфорку, поставил на огонь турку с кофе. Пока медленно поднималась коричневая шапка, достал из аптечки две таблетки, бросил под язык.

«Конверсия, — усмехнулся он, смакуя остро-кислый вкус таблеток. — Первыми янтарную кислоту солдатам стали давать немцы. Повышает тонус, снимает усталость и укрепляет иммунитет. В Красной армии, по традиции, все болезни лечили водкой. Но потом одумались и стали снабжать НКВД и СМЕРШ „спецтаблетками“. Между прочим, сразу же обнаружили, что янтарная кислота еще и купирует похмельный синдром. Наверно, из-за этого средство напрочь засекретили. Водку хлестала вся страна, в партии не только головой, но и печенью работать приходилось. Вот и должно было храниться в секрете, почему первый секретарь пьет больше всех, а по утрам не мается. И еще удивлялись, почему наши разведчики на приемах в посольствах всех до белой горячки накачают, а сами — как стеклышко. Потому, что наследственность, усиленная тренировками и укрепленная советской секретной медициной!»