Черная магнолия
Шрифт:
— Имеет право! — улыбнулся Ардашев. — Поматросил и бросил…
— Не скажите! — рассмеялась она. — Вилли нисколечко не виноват. Это же я его не отпускаю. Вилли хоро-оший! — она села на корточки, погладила питомца, потом взяла его и, заглянув собачке в глаза, нежно поцеловала в черную пуговку носа. От аромата французских духов пес чихнул и просительно завилял хвостом, умоляя, чтобы его отпустили. — Ну, иди, иди, гуляй! — дама отстегнула ошейник. Сзади послышался писклявый лай — под пальмой возникла уже знакомая Ардашеву небольшая, размером с кошку, белая дворняжка с коричневым пятном на правом боку. Недолго думая, Вилли бросился
— И правильно! Пусть погуляют.
Но «парочка» тотчас исчезла в ближайшем кустарнике.
— Ой! Неужели он опять убежит? — она в растерянности опустила руки.
— Не переживайте, отыщется.
Они пошли по набережной. Первым нарушил молчание Ардашев:
— Я вижу вас уже третий раз, но так и не знаю вашего имени. А меня зовут Клим… Клим Пантелеевич Ардашев.
— Очень приятно, — она поправила рукой упавшую на щеку прядь волос, — а я Лика… просто Лика. Я не люблю, когда женщин называют по отчеству. По-моему, это первый признак солидности, а солидность для дамы — признание уже немолодого возраста. Вы не находите? — слегка склонив голову набок, она заглянула Ардашеву в глаза, и на мгновение он почувствовал, как их взгляды встретились.
— Вы правы, — тихо ответил он и ощутил, как в груди пойманной птицей забилось сердце. «Надо же! — подумал Клим Пантелеевич. — Попался, как муха между стеклами».
Несмотря на ранний час, в городском саду играл духовой оркестр Ялтинской мужской гимназии. Безбожно фальшивил тромбон, и с такта сбивалась труба. Береговой бриз, спускаясь с гор над сосновыми лесами, доносил до города едва уловимый запах хвои. На клумбах цвели гиацинты и нарциссы.
Они еще долго беззаботно гуляли и говорили обо всем: о море, о том, как хорошо и спокойно весной на южном побережье и какая огромная разница лежит между настроениями здешних отдыхающих и вечно спешащих по делам жителей больших городов. Лика оказалась замужем. Ее муж служил в Департаменте полиции и не сумел получить даже краткосрочный отпуск. Фамилия у нее была смешная — Авоськина, а жила она в «Ялте». Лика ничуть не удивилась, узнав, что Ардашев адвокат. Зато ее всерьез заинтересовали литературные начинания Клима Пантелеевича, и она призналась, что уже дважды посылала рассказы в литературные газеты, но неудачно. Ей либо вежливо отказывали, объясняя, что в этом году рукописи больше не рассматриваются, либо даже не удосуживались ответить. Оказывается, она так же, как и Клим Пантелеевич, восхищалась Чеховым и почти наизусть воспроизводила те места из его переписки, где писатель давал советы начинающим авторам. В такие минуты ее глаза вспыхивали, точно огни далеких кораблей, и она, по-детски возбужденная, сыпала целыми строками из писем самого известного жителя Ялты:
— «Пишите роман целый год, потом полгода сокращайте его, а потом печатайте… писательница же должна не писать, а вышивать на бумаге, чтобы труд был кропотливым, медлительным». Или вот: «…Стройте фразу, делайте ее сочней, жирней, а то она у Вас похожа на ту палку, которая просунута сквозь закопченного сига. Надо рассказ писать 5–6 дней и думать о нем все время, пока пишешь, иначе фразы никогда себе не выработаете. Надо, чтобы каждая фраза, прежде чем лечь на бумагу, пролежала в мозгу два дня и обмаслилась».
— Да-да, — улыбнулся Ардашев, — это письмо предназначалось Лике Мизиновой — вашей тезке. А что же касается литературных приемов, то мне особенно нравится другой момент. Помните, в четвертом
Послышался радостный лай — к хозяйке птицей летел пудель.
— Прибежал, мой жених! Нагулялся! — Лика защелкнула карабин на его ошейнике.
— Вижу, теперь моя помощь по отысканию Вилли не понадобится. — Ардашев снял котелок, склонив голову в вежливом поклоне. — Рад… был очень рад знакомству, Лика. Позвольте откланяться. Дело в том, что моего приятеля сразила инфлюэнца. Я, собственно, возвращался из угловой аптеки, чтобы доставить ему разные снадобья, — Клим Пантелеевич хлопнул себя по несколько оттопыренному боковому карману пиджака. — Надеюсь, он еще дышит…
— Так что же вы стоите? Идите скорее! — обеспокоенно воскликнула Лика и смущенно добавила: — А мы гуляем здесь каждый день примерно в это время. До свидания.
Клим Пантелеевич развернулся и, выбрасывая вперед трость, привычной походкой зашагал в обратном направлении. «Ну и что дальше? — подумал он. — А может, не следует строить из себя Гурова?»
Не доходя саженей тридцати до гостиницы, присяжный поверенный замедлил шаг и покачнулся. Схватившись за сердце, адвокат сделал два неуверенных шага и тяжело рухнул на скамью. Не ожидавший такого поворота событий незнакомец в серой пиджачной паре, следовавший за Ардашевым на расстоянии десяти саженей, растерялся и начал оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать вторую лавочку. Не найдя таковой, он достал из кармашка часы и, будто вспомнив что-то, пошел обратно.
«Ну вот, мои худшие предположения подтвердились, — мысленно заключил присяжный поверенный. — Этот бородатый тип шляется за мной уже битый час. Интересно, зачем я ему понадобился?»
12
Странный посетитель
— Мы не выдаем негативы посторонним. Их может получить только сам клиент.
— Но господин полковник занят и не может прийти. Послушайте, давайте не будем терять время, — незнакомый господин протянул фотографу пятирублевую купюру.
«Ого! Синюху не пожалел! Значит, рано соглашаться. Надо еще его поджать», — трезво рассудил Клязьмогоров.
— Вы, сударь, меня неправильно поняли. Откуда я знаю, что вас точно послал полковник? А что, если это вовсе и не так?
— Ох, и тяжелый вы человек! Я же русским языком поясняю: некогда ему ноги бить. Занят он. Вот и попросил меня за негативами сходить. Ладно, уговорили, возьмите еще пятерку, но это последняя…
«Последняя! Как бы не так! Если за две минуты ты выложил червонец, то сколько, интересно, дашь через пятнадцать!»
— А вдруг так случится, что господин офицер вообще вас не присылал, что тогда? Как я ему объясню, что нет его негативов?
— А вы случаем в податных инспекторах раньше не ходили?.. Вижу, народ привыкли до нитки обирать, — доставая еще одну синенькую, недовольно пробурчал мужчина.
«Вот те на — пятнадцать! Может, хватит? Пора соглашаться? Нет, попробую до двадцати поднять, а? Чем черт не шутит!»
— Меня, господин хороший, словесами обижать не надо. Не могу я супротив закона пойти!