Черная месса
Шрифт:
С бешено стучащим сердцем прыгала она вверх по ступенькам. В буйном опьянении торопливой непосредственности она уже воочию видела ту квартиру, которую займет скоро со своим любимым. С налету распределяла она комнаты, с нежной предупредительностью учитывая их уютную теплоту, покой и хорошее самочувствие будущего супруга. Она не знала Женеву, но ясно было, что их жилище может находиться только у подножия Монблана, с видом на озеро изо всех окон. В ее счастливом будущем — ни одной трещины. В начале следующего месяца Филипп собирался вернуться в Европу. Она твердо решила поехать в Гамбург ему навстречу и никогда его больше не покидать. Она не считала простой случайностью,
Франсина горячими, будто в лихорадке, пальцами сложила письмо. Тут она заметила, что на ступеньке перед нею лежит нераспечатанная телеграмма. Очевидно, в те судьбоносные минуты вместе с письмом Филиппа ей вручили и телеграмму. Все это время Франсина держала ее, сама того не замечая. Она сразу поняла: это от родителей.
Отцу и матери захотелось съездить на Сицилию. Она, устав от скучного общения с ними и от заботливого ухода за стариками, по собственному желанию решила остаться. Разумеется, настоять на своем ей стоило жестокой борьбы. Папа никак не хотел согласиться, чтобы она проводила здесь время одна, безо всякой зашиты. Лишь благодаря тонкому искусству мамы, ее несколько болезненным намекам на изменившиеся обстоятельства и нравы, на всеобщую эмансипацию и на предстоящее супружество Франсины удалось добиться отмены отцовского интердикта. Да, вынужденной отмены запрета, ставшего уже элементом папиной жизни! Но как прав был он на этот раз в своих стариковских страхах!
Франсина ждала известий из Палермо. Она развернула телеграмму, посланную из Неаполя: родители сообщали, что уже завтра заберут ее домой.
Франсина чуть не вскрикнула от радости. В этой телеграмме она усмотрела последний дар небес. Она физически ощущала, как ее любимые со всех концов света отправляются в путь, чтобы вызволить ее из осажденной крепости. Она ежесекундно чувствовала приближение спасителей. Милость Господа совершенна. Только одну ночь придется ей провести в этой проклятой комнате, только одну ночь — спать в этой проклятой постели! Со всем своим багажом она отставала от действительности. Утренняя свежесть картины предстоящего отъезда смягчала последний остаток грязно-серого ночного морока.
«Быстрее упаковать чемоданы!»
Она пробежала десять ступенек.
Тяжело дыша, стояла она наверху. Слишком полагалась она на свое сердце. Даже глаза ее не могли ясно различать очертания и цвета предметов. Все зашаталось перед нею. На мгновение пришлось остановиться и отдохнуть, прежде чем направиться к своей комнате, после долгого восхождения пройти последний маленький отрезок пути, который казался ей теперь таким длинным и трудным.
Напротив, на уровне ее глаз висела огромная люстра — бледно-светящееся, тихо поскрипывающее создание — воображение Франсины с первого дня пребывания здесь наделило его своими детскими фантазиями. Люстра действительно как-то странно покачивалась, чуть накренившись под острым углом, или, если приглядеться, в едва заметном вращении медленно описывала полный круг. Франсина подошла к перилам лестничной площадки, так как ею внезапно овладела настоятельная потребность приблизиться к этой огромной сияющей птице, что с распростертыми крыльями парила над бездной.
Перила, отделявшие коридор от страшной пропасти, были невысоки. Франсина могла наклониться далеко вперед. Она смотрела вниз — сердце теперь билось ровно, — без малейшего головокружения, которое испытывала каждый раз, глядя снизу, — смотрела, как холл гостиницы наполняется толпой людей — они расписывались у портье, — и слышала грели настраиваемых инструментов.
Вчера, в тот же час, она тоже смотрела вниз.
«Что, если я нагнусь еще ниже и потеряю равновесие?..»
Однако она сразу поймала себя на этом искушении. Это глубина, бездна; это пустое пространство с его силой притяжения, всасывающей душу, — силой, которую Франсина хорошо знала, — но не желание покончить с жизнью. Это было так очевидно, что она немного помедлила, наклоном головы дразня бездну, а затем отошла от перил... вчера...
А вчера все-таки была причина для отчаяния. Теперь же — много причин для радости и благодарственной молитвы. Франсина торопливо искала в себе благодарность, искала избавление и счастье, которые несколько минут назад радостно пульсировали в сердце, когда она читала признания Филиппа, — но теперь находила в душе лишь ВЕЛИКУЮ ПУСТОТУ, шумевшую в ушах потоком безбожия. Все усиливался в ней отвратительный гул этой пустоты. Но не бессознательно, нет, — все это подзадоривало ее злую проницательность. Опыт, знание жизни нашептывали ей:
«Еще вчера я чем-то обладала. Страхами, противоречиями, решениями. Я была богата. Избавление опустошило меня. Я сегодня будто понесла тяжелую утрату, многое потеряла. Счастье глупо ухмыляется. Той, кем я была, я никогда уже не буду...«
Франсина отчетливо понимала, как опасно развивать дальше эту мысль о пустоте. Она надеялась, что где-то откроется дверь, какой-нибудь постоялец выйдет из комнаты, уборщица или слуга пройдут мимо. Она чутко прислушивалась, не раздадутся ли шаги в коридоре. Одних шагов было бы достаточно, чтобы оторвать ее от перил и бережно отвести в комнату.
Все вокруг словно застыло.
Но в глубине сияющей шахты зазвучала музыка джаз-бэнда. Отзвуки стенаний саксофона, натужного пыхтения духовых, треска ударных — будто выбивают пыль из грязного ковра, — здесь, наверху, слились в ужасный звериный вой. Вокруг качающейся люстры, словно коварный шепот, послышалось жужжание невидимых насекомых. А внизу расцветал узор оглушенного джазом флегматичного танца.
Франсина дрожала. Ей казалось: в этих звуках, по-обезьяньи карабкающихся по люстре, таится ленивый вальс-бостон, мелодия великой пустоты, что властвовала над ней, господствовала надо всем. Франсина слабо попыталась отойти от перил, но каждый палец был словно прикован к ним своей собственной щекочущей цепью. Только путь вперед оставался свободен. И она подчинилась.
Тотчас захлестнула ее тоска безбожия, пустота, гибельное озорство. И озорство это сочло воздух густой стихией, подобно воде, а пропасть внизу — упругой. Двумя взмахами пловца можно достать золотистый светильник люстры.
Почему ни один из обитателей гостиницы не вышел из комнаты? Почему никто не прошел мимо? Почему шорохи далеких коридоров не сжалились над нею отзвуком человеческих шагов?
Пароход рейса Гамбург — Америка пробивался в густом тумане, воем сирен взывая о помощи.
Поезд вышел из Рима; гудок ревел в ночи как безумный.
Но Франсину ничто уже не могло спасти.
1927
Стесненные обстоятельства
Хуго исполнилось одиннадцать, когда в воспитании его возникло междуцарствие, вызванное двумя особенными обстоятельствами. Во-первых, внезапно покинула дом мисс Филпоттс; во-вторых, что гораздо важнее, Хуго заболел скарлатиной и сразу после нее — дифтерией. Эта опасная неприятность, приковавшая его на несколько недель к постели, вместе с жаром лихорадки принесла также радость необузданных мечтаний.