Черная месса
Шрифт:
И на Альберта и фрау Тапперт, на покойников и святых, даже на саму Эрну накладывалась эта комната, этот насквозь продымленный воздух, который так отличался от воздуха дома Хуго.
Ничего значительного, ничего особенного Хуго не испытал. И все-таки он чувствовал себя больным и разбитым. Не случилось ли с ним в обычнейшей повседневности нечто роковое? До сих пор он считал, что весь мир — только вариация ему принадлежащего мира, его жизни, его дома. Мир? Облако фантазии из множества книг, и в центре — он сам, потягивающийся в постели с книжкой. Сегодня впервые у него на пути встало что-то гнетуще-чужое, другое.
Маленькая, душная квартирка, больше ничего!
(Однако это намного больше того, что довелось увидеть юному царевичу Гаутаме за садовой стеной отцовского дворца, — увидеть, чтобы отречься от своего мира. Какой-то нищий, похороны. Больше ничего!)
Тяжелыми шагами, точно
Хуго не пытался ее догнать. Он охотно отстал, чтобы грустно-восхищенным взглядом следить за Эрной, которую неумолимый фатум делал такой одинокой. Если никто на свете не мог помочь фрейлейн, то он, Хуго, должен что-то предпринять, чтобы спасти ее.
Теперь все болезненно изменилось, даже улицы. Всего два часа назад пересек Хуго приятно-безразличную волну красок, шумов и человеческих образов; теперь отправилась вся суетливая дневная жизнь под тяжестью своею будто на дно морское, враждебное каждому отдельному лицу, стирающее определенность очертаний. Фрейлейн Эрна присоединилась к людской толпе. На проезжую часть упала лошадь и лежала, тяжело дыша, на мостовой. Кучер выпряг ее из массивной грузовой повозки, свисавшие железные оглобли раскачивались с тихим скрипом. Теперь мужчина спокойно стоял, опираясь на кнут, переговаривался с зеваками, курил трубку и, казалось, считал дальнейшую судьбу животного зрелищем, достойным надлежащего беспристрастного рассмотрения. Прижавшаяся к земле морда лошади, жаждущей смерти, выражала глубоко благодарное безразличие. Большие добрые глаза чаяли избавления и смотрели, в согласии с Богом, в насыщенное парами летнее небо. Этот полный покоя страдальческий взгляд, так же, как вчера — судорожные предсмертные движения ползущей под облачком жужжащих мух жабы, принес Хуго весть из глубин жизни, весть, предназначенную единственно и только ему. Он не понимал ее, но его душа понимала, что призвана. На мгновение Хуго унесло далеко от Эрны, от участи Эрны, от фрау Тапперт, от Альберта, от этой улицы и упавшей лошади. Он стоял на пляже Сорренто (путешествие на Восток с родителями) и смотрел на дикое звериное стадо прибоя, что подпрыгивало к скалам и белыми лапами пыталось вцепиться в них, неустанно и тщетно.
Фрейлейн Эрна между тем отделилась от толпы зрителей и пошла дальше, не заботясь о Хуго. Прежде чем устремиться следом, он глянул еще раз на мостовую, чтобы проститься с бедной клячей. Кучер, который казался таким жестокосердным, опустился теперь на колени перед своим животным и любовно подложил мешок под удивительно длинную лошадиную голову.
На обратном пути бонна тоже не сказала мальчику ни слова. Когда же она обогнула последний угол и в поле зрения Хуго попал манящий отцовский дом, он решил — страх грыз сердце, но решение бесповоротно, — осуществить ту мысль, что пришла ему сегодня на ум. То была вполне естественная и весьма губительная мысль.
Когда на вторую половину дня фрейлейн Тапперт отпустили, погода для прогулки была скверная, и Хуго, который сам этого захотел, сидел наедине с мамой в ее маленьком салоне. Мальчик щурился, полузакрыв глаза, на множество ярких украшений этой комнаты. Мамин антиквариат, шкатулки, чашки, бокалы, миниатюры были, в противоположность папиной старине, атрибутами идиллического, уютного быта. На белом столике лежал только что разрезанный том издательства «Таухниц». Хуго прочел название: «The Sorrow of Satan by Mary Corelli» [37] . Между маминым лицом и его собственным стоял в вазе букет роз. Хуго хотелось спрятаться вместе с мамой в этих розах. Всё — этот салон, цветы, мама, он сам, — казалось ему сегодня гнетуще незнакомым, неуютным, не таким, как обычно. Он сидел за букетом, чтобы розы заполняли его поле зрения, и морщил лоб. Ему нельзя отвлекаться. Чтобы бороться за Эрну, ему придется, хотя бы отчасти, ее предать. Как это горько и тяжело! Он не мог придумать, с чего начать. Мама скоро поняла, что в ее ребенке происходит внутренняя борьба, она видела морщины раздумий на его лбу, который попеременно краснел и бледнел. Она испуганно встала, провела рукой под воротником рубашки Хуго, — нет ли жара, — и пощупала ему пульс. При этом она понимала, однако, что эта физическая заботливость — лишь проявление собственного чувства вины, и что мальчик ни в чем не нуждается.
37
«„Печаль Сатаны“, Мэри Корелли» (англ.) — роман (1895) викторианской писательницы Мэри (Марии) Корелли (1864—1924).
Внесли чайный столик.
Она спрашивала себя, — откуда эта внезапная неуверенность? Она не могла скрыть от себя самой, — как ни смешно, — что это смущение, смущение перед своим ребенком, который сидел напротив нее такой строгий, такой замкнутый! И не как мать, а как провинившаяся любовница, желающая помириться с мужчиной, начала она ухаживать за мальчиком, наливая ему чай и нарезая пирог.
Хуго, взяв уже чашку, поставил ее снова и неожиданно сказал:
— Мама, я должен тебя о чем-то спросить...
И, решившись наконец, после паузы, с колотящимся сердцем:
— Эти Тапперты, — ну, семья Эрны, — бедняки?
Мама слегка удивилась. Потом подумала: «Это детский вопрос», — и ответила:
— Бедняки? Нет, они, конечно, на бедняки. Просто они стеснены в средствах.
— Кто же тогда — бедняки?
Мама поймала себя на том, что сама не может точно сформулировать. На всякий случай она перечислила:
— Бедные люди, например, — рабочие, которым не платят, бездомные или сироты... Все-таки фрейлейн Эрна где-то училась, она сдала экзамены, кончила курсы, стала воспитательницей, она может сама зарабатывать себе на хлеб... О таких людях говорят, что они живут в стесненных обстоятельствах.
— А мы, мы — богатые люди, мама, правда?..
— Ну, Хуго! Я нахожу, ты задаешь весьма неприятные вопросы. Разве в этом все дело? Разве это главное? Все зависит от других вещей, намного важнее: от духовности, образования, души.
Мама сама была недовольна своим ответом. Она понимала, что уклонилась от простого вопроса и вместо спокойного обсуждения проблемы глупо и лицемерно морализировала. Особенно сопоставление духовности, образованности и души с социальной любознательностью Хуго испортило ответ лживой банальностью и стало воспитательным промахом. Хуго же, который слушал невнимательно, все повторял: «стесненные обстоятельства... стесненные обстоятельства...».
Он откинулся назад и принялся вдумываться в это выражение. Итак, на квартире фрау Тапперт мир не кончался. Хуго ясно видел перед собой странную, бесконечную анфиладу комнат. И Эрна удалялась, медленно переходя из комнаты в комнату. Двери, которые она проходила, становились все уже и ниже. Она не могла уже пройти, не нагибаясь. Кажется, последняя комната, самая тесная, была покойницкая. Тут Хуго сказал:
— Я все-таки думаю, что они — бедняки.
Мама вздохнула:
— Откуда ты знаешь, Хуго?
Мальчик пытался обдумать ответ. Но у него не было сил думать.
— Эрна ведь отдает им все свои деньги, — все, что у нас зарабатывает... Знаешь, это, должно быть, из-за Альберта.
И затем признался:
— Мы сегодня там были.
— Так, — сказала мама, неприятно удивленная. Она страдала навязчивой идеей чистоты. Все чужое, особенно если оно принадлежало к более низкому классу, казалось ей «негигиеничным». «Чужое» и «опасность заразиться» были одним и тем же. Кашлянул где-то бедно одетый ребенок, — это, конечно, коклюш. Попадалась на пути толпа школьников — значит, несла с собой тучу болезней. Пахло на улице чем-то сомнительным — определенно дезинфицируют поблизости чей-то дом. Шел мимо человек с красным родимым пятном на щеке, — нужно задержать дыхание: кто знает, не дурная ли это опухоль? Дверные ручки, перила, монеты, все, к чему прикасаешься, что часто трогаешь, — все это угрожало рукам слоями кишащих бацилл, если не надевать из предосторожности перчаток. Сами бациллы — мстительное испарение, посланное в светлый мамин мир из глубин враждебной, чужой и некомфортабельной бедности. В том, что Хуго, вопреки всем предосторожностям, заболевал скарлатиной или дифтерией, мама видела лишь подтверждение своих опасений. Теперь же она язвительно спросила:
Привет из Загса. Милый, ты не потерял кольцо?
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
