Черная моль (сборник)

Адамов Аркадий Григорьевич

— Ничего не поделаешь. Зато наша клиентура не пишет жалоб.

— А кто писал анонимное письмо? Странно, очень странно. Ваш Силантьев прав: почему второй удар пришелся именно по тебе?

— Вот уж чего пока не знаю, того не знаю, — развел руками Сергей. — Но у меня имеется для тебя еще одно сообщение.

Геннадий засмеялся.

— Из тебя сегодня новости сыплются, как из рога изобилия. За все дни. Ну, так что?

— А вот что. Есть, понимаешь, такой человек, некий Масленкин. Засекли мы его два раза в «Сибири».

Первый раз с твоим Плышевским, второй — с моим Доброхотовым. Чувствуешь, чем пахнет?

— Кто такой? — быстро спросил Геннадий.

— Это мы установили. Железнодорожник. Проводник вагона. Обслуживает поезда на линии Москва — Берлин.

— Ого! Интересно!

— Вот именно. Все, понимаешь, руки до него не доходили. Но теперь, когда я его с Доброхотовым увидел…

— Конечно, о себе только думаешь, — сердито перебил его Геннадий. — Интересно, однако, — задумчиво повторил он, — какие дела у Плышевского с этим типом или с Берлином. И обрати внимание, это — еще одно звено, которое соединяет твое дело с моим.

— Точно, — улыбнулся Сергей и, взяв со стола Геннадия ручку, размашисто написал на своей папке: «Дело «Черная моль» (по меховой фабрике). Ведется совместно со 2-м отделом УБХСС».

— И вот главный вывод, — удовлетворенно заключил он и, присев на край стола, добавил: — А теперь так. До субботы у нас три дня. За это время нам надо разобраться с этим Масленкиным. Согласен?

— Согласен. В субботу приступаем к реализации дела. Ты — на Сходне, мы — в Москве. Одним ударом.

ГЛАВА 12

В ГНЕЗДЕ «ЧЕРНОЙ МОЛИ»

Возвратившись к себе, Сергей немедленно позвонил в линейный отдел милиции Белорусского вокзала и попросил к телефону капитана Скворцова.

— Привет, Василий Иванович. Коршунов из МУРа беспокоит, — весело сказал он. — Как жизнь молодая?

— Помаленьку. А ты чего это нас вспомнил? Я же знаю, так просто не позвонишь.

— Точно, — улыбнулся Сергей. — Вот какое дело. В прошлую пятницу возвратился наш состав из Берлина. Так?

— Ну, так.

— В составе поездной бригады есть там один проводник, некий Масленкин Григорий Фомич. У вас на него никаких материалов нет?

— Сейчас проверю. Так, вроде, не помню.

Сергей только успел одной рукой достать сигарету и закурить, как в трубке снова раздался голос Скворцова:

— Ничего нет. А в чем дело?

— Дело, Василий Иванович, большое. Попрошу я тебя вот о чем. Аккуратно так узнай, не было ли у этой бригады происшествий каких в пути и кто напарник у этого Масленкина по вагону. Ладно?

— Ладно. Тебе когда это все надо?

— Да так через час-два.

— Что-о? Не могу же я все дела бросить!

— Вася, друг, выручай! Сейчас каждая минуту дорога, — взмолился Сергей. — Век не забуду.

— Ну вот, так и знал, — проворчал Скворцов. —

Если уж кто из МУРа звонит, так человеческого разговора не будет. Обязательно пожар какой-нибудь!

Однако ровно через час все нужные сведения лежали на столе у Коршунова.

Наскоро перекусив в буфете, Сергей отправился по полученному адресу к Анатолию Жукову, молодому жизнерадостному парню, который работал проводником в том же вагоне, что и Масленкин.

Разговор у них состоялся в маленькой комнате Анатолия, все стены которой были увешаны географическими картами, плакатом ко Дню железнодорожника и бесчисленными фотографиями. Над столиком красовались две Почетные грамоты. Оказалось, что Жуков увлекается географией и сбором почтовых марок.

Анатолий встретил Коршунова настороженно, но, узнав, что он интересуется лишь подробностями того, как отстал у них в Минске один из туристов, отправлявшихся в Польшу, успокоился. А когда Сергей проявил интерес к его коллекции марок и с большой похвалой отозвался о наиболее редких экземплярах, Жуков окончательно проникся симпатией к своему новому знакомому.

Совсем незаметно разговор перешел на его напарника по вагону, о котором Жуков отозвался неодобрительно.

— Любит на чужом горбу в рай ехать, — заметил он. — Я, понимаете, целый день шурую пылесосом по всем купе, а Гришка щеточкой своей помахает раз-другой — и будь здоров.

— Технику, значит, не признает? — улыбнулся Сергей.

— Не. Носится со своей щеткой, как с писаной торбой. Он ее даже домой уносит, как из рейса вернемся. Прижимистый мужик! Среди зимы снега не выпросишь. Ну и спекулирует, кажись.

— Чем же? — поинтересовался Сергей, отметив про себя странную привязанность Масленкина к собственной щетке.

— Да безделушек кое-каких накупит в Берлине и везет. Сувениры вроде. У него даже поставщик завелся из Западного Берлина. Гансом зовут. Как в Берлин прибудем, так и он тут как тут. Все шушукаются. Я однажды этого Ганса попросил марок мне достать, — охотно рассказывал Жуков. — Смеется, говорит: «Мелочью не занимаюсь».

Сергей насторожился. «Выходит, сувениры-то — одна маскировка, что ли?» — подумал он и равнодушно заметил:

— Ну, может, он для себя эти сувениры покупает?

— Не, он деньги любит, а не сувениры, — покачал головой Жуков. — И в карты по-крупному играет. Вчера, как с собрания шли, он мне часики дамские показал. Заграничные. Сами махонькие и в золотой браслет вделаны. Никогда таких не видел. Тоже в карты, говорит, выиграл. Спросил, не найдется ли у меня покупателя. Ну, я его послал с этими часами куда подальше.

«Вот оно что, часики, — снова подумал Сергей. — Странно, что он их Плышевскому не предложил. Или, может, это остаток, — его вдруг обожгла догадка. — Остаток… Но откуда у Масленкина валюта? Ведь в Западном Берлине золотые часики с неба не падают».