Чёрная пантера с бирюзовыми глазами
Шрифт:
– Как всё сложно!
– Ну, мы как-то приспособились. И, как ты понимаешь, у нас есть много попыток. И неограниченное количество времени. У моих детей разница в возрасте более двух тысяч лет. Алана даже младше Пирса, ей всего девяносто восемь лет. Я очень долго её ждал.
Какое-то время мы шли молча. Когда мы уже практически подошли к дому, я вспомнила, что кое о ком Гейб умолчал.
– Ты ничего не сказал про первую жену. Что с ней было не так?
– Рианон. Её звали Рианон. – Гейб ответил без промедления, но я видела, что слова даются
– Понятно, – кивнула я, вспоминая всё, что слышала ранее. – Тогда бесплодным был ты, верно?
– В общем, да, – кивнул Гейб, потирая щёку. Знакомый жест. Мне показалось, или он что-то не договаривает?
– Во всяком случае, тебе было тогда проще, да? – я вспомнила свои недавние мысленные рассуждения. – По крайней мере, ты мог с ней не сдерживаться. И не бояться, что раздавишь её, если обнимешь покрепче.
Я ждала ответа, но Гейб просто молча шёл рядом со мной, потирая щёку.
– Гейб?
– Нет, Миранда, – наконец ответил он со вздохом. – Я не боялся, что могу раздавить её, обнимая. Потому что я не обнимал её. Она мне не позволяла.
– В смысле? – я была совершенно ошарашена.
– Нас поженили наши отцы. Этот брак должен был укрепить их союз. Нас поставили перед фактом. Я был не против. Её, похоже, никто о согласии и не спрашивал. Мы познакомились прямо перед свадьбой.
– Наверное, тогда большинство браков так заключалось, верно? Для меня, это, конечно, звучит жутким средневековьем…
– Это было даже не средневековье, это было намного раньше. Но да, большинство браков в богатых семьях так и заключалось.
– Ну, и? – мне из него что, клещами слова тянуть? Я же должна понять, что же тогда произошло.
– Я тогда ещё не переродился, – повторил Гейб, потирая щёку.
– Да, ты говорил. И что?
– Томас ведь рассказал тебе. Про мои… шрамы…
– Рассказал.
– Они тогда ещё были. Мои шрамы. И Рианон не могла вынести даже моего вида. Она не позволила мне прикоснуться к ней. Ни разу. – Его голос звучал всё глуше.
– А ты?..
– Я не принуждаю женщин, Миранда. Особенно тех, кто не скрывает своего отвращения ко мне.
– Вот ведь дура! – от всей души сказала я. – Ну как она могла!? Подумаешь – пара шрамов! Да кто вообще обращает внимание на шрамы, при твоих-то глазах!
– Глазе…
– Что? – не поняла я.
– При моём глазе. Второго у меня тогда не было.
– Господи! – сдавленно прошептала я. – Гейб, как же тебе было больно!
И я имела в виду не только физическую боль.
– Это было давно, – он снова дёрнул плечом, глядя куда-то вдаль.
Но я понимала, что та боль всё равно таится где-то глубоко внутри. Боль отвергнутого. Я хотела бы забрать себе его боль, но не знала как. Всё, что я могла, это крепко обнять его, прижаться щекой к его груди и пробормотать чистую правду.
– Я бы никогда тебя не отвергла. Никогда!
И это было действительно так. Подумаешь, шрамы! Я ведь поняла, что Гейб – мой,
Руки Гейба обхватили меня, буквально укутав в свои объятия, щека прижалась к моей макушке.
– Я знаю, моя девочка, – сказал он еле слышно. – Я знаю.
Какое-то время мы просто стояли, крепко обнявшись. Пока реальность не вторглась в наш мирок голосом Томаса.
– Я, конечно, всё понимаю, вам бы хотелось стоять тут целый день и обниматься, но Лаки уже проголодался.
Пробормотав с тяжёлым вздохом: «Ох уж эти детки», Гейб выпустил меня из объятий и повернулся к Томасу.
– Лаки, значит, проголодался? А сам ты – ни капельки?
– Вообще-то завтрак был уже очень-очень давно. И я тоже голодный!
– Как это «давно», – удивилась я. – И двух часов ещё не прошло.
– Это ты спишь чуть ли ни до полудня, а я встал рано. А за столом с тобой просто за компанию сидел.
Я вспомнила, что мальчик действительно ел очень мало, больше скармливал собаке. И Гейб, наверное, тоже голодный.
– Так, ребята, я умею делать неплохие котлеты. И если вы потерпите часок...
– Потерпим! – тут же воскликнул Томас.
– Надеюсь, я найду все нужные ингредиенты, – пробормотала я себе под нос.
– Уверен, что найдёшь, – приободрил меня Гейб. – Ты сама имеешь представление о нашем аппетите, так что и холодильник, и кладовка забиты под завязку. Тем более, что продукты у нас свои, свежие. Но если чего-то не окажется – раздобыть не проблема.
Когда мы пришли домой, я умчалась в свою комнату, быстро приняла душ и переоделась. Нда… Вчера я лишилась рубашки и бюстгальтера, из всей сегодняшней одежды целыми остались только носки. Даже сзади на трусиках я обнаружила дыру. К счастью – небольшую, так что по дороге я ничем не сверкала, но, до кучи, ещё и в крови – видимо, царапнуло-таки гвоздём. Особенно жалко мне было кроссовки – правую я разбила вдрызг об ногу Линды. А они были такие удобные!
Нужно будет всё же узнать, где тут ближайший посёлок с магазином одежды.
Зайдя на кухню и проведя ревизию большого холодильника, а потом и кладовки, в которой стоял ещё и огромный морозильник, я поняла, что с такими запасами можно пережить небольшую осаду. Хмыкнув, я перетащила нужные продукты на кухонный стол. После чего вручила Томасу небольшой нож и велела чистить картошку. Нужно понемногу приучать парнишку к домашним обязанностям, а то болтается без дела.
К моему удивлению, он безропотно, хотя и неумело, взялся за дело. Может, на него всё же подействовал наш разговор про «женскую» и «мужскую» домашнюю работу? А может, он просто не хотел спорить при Гейбе, который был для него явным авторитетом. Кстати, Гейб тоже успел переодеться. Костюм и белая шёлковая рубашка с таким же галстуком уступили место джинсам и клетчатой фланелевой рубахе. И он распустил волосы, убранные ранее в хвост.