Чёрная пешка

Лукьянов Александр Николаевич

– Здорово!
– объективно признал Лунин.

Площадь быстро пустела. Всеслав подхватил сумку и, рассудив, что автобуса ждать глупо, прикинул, как добраться до Белофлотской улицы самым коротким путем. Кажется, вот через эти кварталы...

Он быстро пересек парк, вышел через переулок в проходной двор и собирался свернуть на Белофлотскую, когда услышал унылое поскребывание в темном углу.

Уборщица в одежде неопределенного цвета с зеленой руной "дзэ" на спине и рукавах тщетно пыталась поднять полную урну к мусорному ящику. Рядом на асфальте лежали метла и совок.

– Машшарахша...
– пробормотала

женщина.

Всеслав подхватил урну за вторую ручку, притянул к высокому ящику, опрокинул и отдал пустой жестяной цилиндр рабыне.

– Хонтику ги шар?
– спросил он.

Та отпрянула: -Вы хонтиец?!

– Нет. С юга бывшей Отчизны. Иммигрант. Недавно приехал.

– Тогда вам надо знать.
– быстро заговорила она, глядя на Всеслава большими глазами, странно темневшими на худом лице, -Никогда не помогайте рабам и не жалейте их ни при каких обстоятельствах. Не запрещается, но уважать вас не будут. А против общественного мнения идти никак нельзя. Особенно среди "желтых". Все, что угодно, только не это.

– Никто ведь не видел.

– Все равно, не надо. Сейчас не заметили, так в другой раз кто-то рядом окажется.

Всеслав кивнул. Он понял, отчего поступил так... непроизвольно и неосмотрительно. Лицо женщины чем-то напоминало материнское.

– Возьмите.
– он вынул деньги из кошелька и протянул уборщице .
– Пожалуйста!

Та отрицательно замотала головой и даже отступила на шаг.

– Да вы что! Если у кого-то из "дзэ" обнаружат хотя бы грош...

– Тогда вот тут у меня в сумке разные продукты. И пирог тоже...

– Послушайте еще совет на будущее: если захотите угостить кого-то из наших, никогда не давайте ничего из рук в руки. Оставьте рядом и притворитесь, что забыли. На такое здесь принято смотреть сквозь пальцы.

– Возьмите.
– настойчиво повторил Всеслав.
– Очень вас прошу. Из рук в руки.

– Спасибо.
– тихо сказала рабыня. Она взяла сумку, прижала к груди и молча смотрела под ноги.

– Хочется пожелать чего-то доброго.
– Всеслав вздохнул, -Только не знаю, чего. Но все равно - желаю. А вишневый пирог - вкусный, несмотря на то, что праздник для вас чужой...

Он повернулся и побрел мимо ряда ярко освещенных окон, за которыми слышалась танцевальная музыка.

– И тебе - всего хорошего.
– едва слышно сказали сзади.

Саракш, Островная империя

Желтый Пояс, о.Цаззалха, город Дезго-Гайхози

0 часов 10 минут, Новогодний праздник, 9591 год от Озарения

Не очень холодной выдалась ночь. Работать вполне можно. И даже не замерзаешь, когда останавливаешься отдохнуть. Сегодня нет надзирательниц: встречают свой Новый год с мужьями и детьми. Так что можно отметить господский праздник по-своему, то есть не надрываясь. Тем более, что основную работу все равно придется выполнять утренней смене.

...Двенадцать лет назад дружинники Хонтийской Унии Справедливости разгромили боевиков Хонтийской Патриотической Лиги и приступили к "зачистке" среди мирного населения. Десятки тысяч людей в ужасе бросились бежать в горы, но там шли ожесточенные бои и беженцам пришлось повернуть

к пустынному морскому побережью Затоки. Там они размещались в развалинах заброшенных городков и поселков, разоренных пиратами. Нет, не "разоренных", а "разоряемых". Потому что прекрасно осведомленные обо всем островитяне выждали необходимое время и нанесли очередной удар. Две десантных группировки высадились по обе стороны Затоки и взяли осевших там беглецов в классические "клещи".

Среди пленных оказалась тридцатидвухлетняя управляющая отделом сбыта фарфоровой фабрики Алия Зугдадико. При облаве муж пытался спасти ее и сына. Алия никак не ожидала такого мужества от скромного и тихого человека, с которым прожила четыре года. Зухар Зугдадико спрятал их в погребе, забросал крышку мусором, потом достал старую охотничью двустволку отца и девять заветных патронов, которые хранил, как зеницу ока. Он сел в противоположный входу угол и взвел курки. Алия слышала хлесткие очереди десантных карабинов, насчитала девять бухающих ружейных выстрелов. Потом наверху послышались топот, чужая речь, по полу проволокли тяжелое и крышка погреба отворилась...

Морские пехотинцы империи провели обстоятельную селекцию, на месте ликвидировали нетранспортабельных. Больного корью малыша Алии отобрали сразу. Наверное, он теперь покоится в братской могиле, места которой не узнает никто.

Спасать несчастных было некому. После осмотра пленных забили в трюмы подводных "рабовозов". Их страдания в смердящей хлоркой духотище, в почти полной темноте, в неимоверной тесноте (двести человек в отсеке!) были неописуемы. Алия, быть может, и выжила только потому, что всю страшную дорогу провела в полном оцепенении, не реагируя ни на что. Ей виделись лишь слезящиеся глазенки малыша, которого вырывали из ее рук матросы, и стеклянные, глядящие в потолок глаза мужа, лежащего у порога.

Ей удалось выжить и в карантинном лагере "Счастливый", где она была одной из четырех тысяч "дзэ-зеленых".

Из психического онемения Алию вывела резкая боль в правой стороне шеи, когда ее клеймили. Всю ночь она молча плакала. Жить было незачем, но и расстаться с жизнью не получилось. А вот ее соседка по нарам, бывшая студентка техникума не выдержала: бросилась на колючую проволоку с током высокого напряжения после того, как морпехи двое суток подряд насиловали ее прямо в общем "загоне". Алию не трогали.

Мужчины покидали лагерь быстрее женщин. Невольничьи руки остро требовались на шахтах, рудниках, в химической промышленности. Рабынь небольшими группами отправляли на текстильные и мебельные фабрики, зачисляли в строительно-ремонтные бригады, приписывали домработницами к бюро бытовых услуг. Алия стала "дзэ" №44-218 в службе санитарной очистки города Дезго-Гайхози.

Это было относительным везеньем. Все-таки - Желтый Пояс... Тут невольников с Материка применяли так, как рачительный хозяин использует рабочий скот: расчетливо, экономно, не на износ. Надсмотрщицы из "желтых" островитянок отличались требовательностью и строгостью, рабынь за людей не считали, наказывали за любое нарушение правил и невыполнение трудодней, однако никогда не придирались попусту и обходились без ненужных издевательств. Еда была самой простой, но в достатке, никто не голодал. Серая одежда, хотя и смотрелась уныло, была прочна, и практична. В бараке не мерзли.