Черная Принцесса: История Розы
Шрифт:
Пройдя к двери мастерской Александра, Никита прижался к ней левой стороной головы, но главное ухом. Решил удостовериться, что его не «глючит», все еще после сна. Не «глючило»! И за ней, действительно, говорили, но без него! Не порядок, как решил он сам, за себя и про себя. Тут же, поднял левую руку и постучал. Сначала, тихо. После, чуть громче, но и не так, чтобы разбудить «спящих» внизу. И чуть дальше по коридору. Затем – подождал некоторое время, чтобы ему открыли и занес руку снова.
Голоса затихли и спустя минуту-две, дверь плечом открыл сам хозяин и творец, вытирая кисти о тряпку. Держа, при этом, дверь левым локтем. Чтобы не испачкать
– Заходь! – коротко проговорил Александр и отошел от двери, пропуская гостя. Закрывая за ним, а после проходя внутрь и ведя его собой.
– Секретничаем? – усмехнулся Никита. И то ли от обиды, что его не позвали раньше, то ли от желания «поиграть на нервах». Что вытекало «одно» из «другого». Сразу же «пошел с козырей». – Надеюсь, о чем-то поинтереснее, чем о Владе и Софи. Лежащих на ковре в гостиной, у камина? И мирно сопящих в четыре дырки. На пару, рядом и вдвоем…
– Чего?!
– Не понял!
Женя и Егор переглянулись, но не стали, более, ничего добавлять. Ожидая продолжения от Никиты.
Все втроем были слегка взбудоражены и «растормошены». Но при этом, был соблюден один и тот же «дресс-код» – спортивные штаны на завязках. Которые никак не «спасали положения», если вошла бы та же София или Полина. Держа ткань на «честном слове». А именно, на тазовых костях.
Черные длинные, но поднятые чуть выше щиколоток, за счет резинок на концах штанин, у Жени. И темно-серые, опущенные до конца, «фиксированные» на щиколотках теми же «утяжками», у Егора.
Все трое, опять же, с голым торсами и с босыми ногами. Все! «Сонный лук» был готов и собран на них всех!
Один Александр встречал и находился средь них, в более-менее, целостном и собранном виде. Хоть и в краске, почти весь. Белая кофта, с три четверти рукавом и «v-образным вырезом». И черные вытертые джинсы. Были измазаны и «разнузданы», все. Целиком и полностью! Не маленькими капельками, а большими пятнами. Что до обуви, правда, пока не добрались. Но опять же, пока. Светло-серые сетчатые кроссовки, старые и уже давно «домашние». Видавшие и повидавшие виды. Вполне, ждала та же участь, с минуты на минуты. И они дождались!
Сняв картину с мольберта, Александр, чуть потряс ее перед собой. По большей части вниз, чтобы, «естественным образом», убрать лишнюю влагу. И лишнее количество краски. Оставив стекать ее в «свободном падении» и в «ниспадении». Разводами и каплями, дорожками краски. Которые, тут же, не «преминули» оказаться на обуви и «отпечататься» на ткани. Оставить свой «след»… «Искусство на искусстве».
Перенеся творение поближе к отрытому окну. У которого, по бокам и углам подоконника, расположились ребята. Он вернулся на свое, изначальное, место. Перед этим, бросив под ноги серую старую тряпку и пройдясь ей, по «неостывшим» своим «следам». Выбросив ее в серую металлическую урну, в самом углу у шкафа. Со всеми «черновиками» и «никудышными» набросками.
Он размял спину с руками, потянувшись и покрутив ими, как и ногами. От нахождения в одной и той же позе, некоторое время подряд. Облокотился на пустую «подставку под холсты» и взглянул на парней.
– Все «чинно» и «цивильно»! «Расстояние в метр», соблюдалось, – хихикнул брюнет, осматривая комнату, как в первый раз.
А если учесть, что для него, как «ребенка» сия «семейства», все «в новинку» и «впервые». Все, как «в первый раз». Еще и наравне с тем,
Мужчина любил оставлять за собой пространство, поэтому работал с мольбертом и специальным держателем для холстов, не «посередке». А почти у самой левой стены, в самом начале комнаты. Рядом с первым, из двух белых пластиковых окон. Их зрительно и не зрительно, как саму комнату, делила белая пластиковая дверь. Выход на балкон.
Там же, у стены, покрытой однотонными бежевыми обоями, стоял и темно-коричневый шкаф. Из темного, ближе к черному, дерева. Во всю длину стены и со стеклянными дверьми, на круглых деревянных, в цвет самого шкафа, ручках. За которыми, на полках, лежали все его «принадлежности», в моменте.
Деревянные рамы и холсты, отдельно, для «натяжки». Готовые холсты и чистые листы бумаги от ватмана формата А1 до блокнотного и «стикерного» листа формата А5. Банки для воды: пластиковые или железные, стеклянные. Акварельные и гуашевые, масленые краски… Цветные и одноцветные, однотонные грифели, как «сухие краски». Цветные карандаши и фломастеры. Старые тряпки, где-то, как сами, а где-то и из старых, поношенных и не нужных вещей. И «черновики» с палитрами: пластиковыми и бумажными. Из тех же «черновиков». И всем остальным, что могло понадобиться, в процессе работы. Вроде губок, чтобы подтереть или стереть лишнее, «растушевать». Серых металлических или цветных и пластиковых кнопок. Для простых набросков на обычных листах. Там, было все. Проще было сказать, чего там «не было». Ничего!
На него облокачивались сами картины. А по правую сторону и у другой стены, стояла белая ванна с серой глиной. Белые фарфоровые сосуды с разноцветным и однотонным серым пластилином. И бюсты, мужские и женские. В профиль и в анфас. «Аверсом» и «реверсом». Какие-то, были уже закончены. Какие-то, только в «процессе» и только начаты. С видным металлическим каркасом из серых прутьев. А какие-то, только начаты и представляли одни «металлические скелеты». В свете дополнительных ламп.
Не столько, из-за темноты в помещении. Освещенном с потолка и достаточно не маленькими окнами. Как и, порой, открытой балконной дверью. Сколько, из-за тех же самых «вечерних», перетекавших в «ночные», работ, как сейчас. Ему казалось, что если он выключит «основной свет». И включит «дополнительный», в виде трех-четырех, а то и пяти, отдельных черных металлических светильников. Расставив их по углам комнаты и возле мольберта. Он меньше привлечет к себе внимания и никого не разбудит.
Но есть ли разница «мотылькам», на какой именно свет лететь? Разница была для «Икара», но и тут, «если захотеть…». Можно и тонкий красный лазер, маленькой точкой на стеклянном здании напротив, рассмотреть. Человеку! А куда там, ангелу и демону. «Обращенным»! Тьма уступала свету и тянулась к нему же. Пусть и «искусственному», заменившему сейчас «натуральный» и «естественный».
– Так… О чем вы, тут и без меня? – выпятил нижнюю губу парень, не скрывая, все той же обиды.
Но дабы не стоять без дела посередине, как какое-то «изваяние». Или не «тесниться» втроем, у того же окна, как Егор и Женя. Начал «шерудить» картины, откидывая их одну за другой на себя, смотря стоящую за ней и так далее.