Черная пустошь. Дилогия

Михальчук Вадим

Я молчал.

Декан снова открыл рот и тут его прервал голос секретарши по внутреннему телефону:

«Господин декан, я вызвала охрану университета, они уже здесь. Вы в порядке»?

Декан надавил кнопку селектора:

«Да, миссис Эштон, всё в порядке. Попросите, пожалуйста, подождать немного в приемной – я еще не закончил с мистером Ли».

Он отпустил кнопку и продолжил:

«Да никто вам и не поверит. Вы один будете утверждать, что вы – добросовестный студент, примерный лаборант и святой мученик во имя науки, а все остальные и я, в первую очередь, будут говорить, что вы – прогульщик, дебошир и никудышный работник,

и что вам не место в нашем университете. Все мы будем говорить, что терпели вас около года только потому, что считали вас подающим надежды. Но, увы, вы оказались всего лишь очередным эмигрантом, посчитавшим, что мир крутится вокруг вас, а не наоборот».

Я молча смотрел на него. Если бы мои взгляды были острыми, как самурайские мечи, от декана осталось всего лишь несколько лоскутков. Очень мелких.

«Если вы думаете повторить то, что вам удалось сделать за эти полтора года, в кустарных условиях, – усмехнулся декан, – то это просто смешно. У вас ни гроша за душой».

«Я могу опубликовать статьи в независимых журналах, у меня, в отличие от вас, хорошая память», – сказал я.

Декан засмеялся:

«У меня, в отличие от вас, есть ученая степень, мистер Ли. Без нее вам даже не стоит соваться к каким-нибудь журналистам, а о серьезных издательствах можете забыть сразу же, с вашим-то видом на жительство».

Он был прав и я знал это. Он тоже это знал:

«Вы не успеете, мистер Ли. Я опережу вас в любом случае. Как бы ты не старался, ты так и останешься паршивым китаёзой, выскочкой из китайского квартала, посудомойщиком во второсортном ресторане. А теперь пошел вон, узкоглазый».

Декан нажал кнопку селекторной связи:

«Миссис Эштон, попросите охранников войти».

В кабинет вошли двое. Декан поднялся из-за стола:

«Господа, пожалуйста, покажите мистеру Ли, где здесь у нас выход».

Я молча поднялся. Охранники встали за мной. Они были спокойными – ведь я тоже был совершенно спокоен. Декан посмотрел мне в глаза и сказал:

«Прощайте, мистер Ли».

Я посмотрел в его глаза и молча вышел из его кабинета. Декан выглядел немного разочарованным.

– Почему, Чень? – спросил Сергей.

– Я, в некотором роде, прочитал его мысли, Сережа. Он страстно хотел, чтобы я взбесился прямо у него в кабинете, чтобы набросился на него, выкрикивая страшные угрозы по-китайски, а охранники успели оттащить меня, слетевшего с катушек китаёзу-неудачника от него, декана кафедры органической химии престижного университета, профессора наук, доктора такого-то, члена таких-то и сяких-то обществ и светила мировой науки. Он страстно желал, чтобы охранники пару раз проехались по мне дубинками, а я, в ответ, напал бы на них и дал повод вызвать полицию. Я не дал ему ни малейшего повода причинить мне больше зла, чем он успел причинить мне. А потом мне прямо-таки было видение, Сережа, – улыбнулся Чень, – я как бы проник в его больной мозг и увидел его глазами такую картину – я стою на пороге его кабинета, охранники вывернули мне руки за спину, у меня в глазах слезы, сопли текут из носа, я жалобно, как побитый пес, смотрю на него и говорю всего два слова: «За что?» Ему так хотелось, чтобы я умолял его и унижался перед ним, поэтому он немного расстроился, когда я молча вышел из его кабинета в сопровождении двух скучающих охранников.

– Ничего себе, – выдохнул Дубинин. – А что дальше?

– А дальше, – улыбнулся Чень, – мне представился прекрасный случай применить свою

философию к себе самому. Я вышел за территорию университета, остановился посреди тротуара и посмотрел в небо. Там, высоко-высоко, плыли облака, похожие на перья белых лебедей. Я закрыл глаза и сказал себе: «Я – камень и вода не проникнет в меня, вода стечет по моему телу, не причинив мне никакого вреда. Я – камень». Когда я открыл глаза, мне стало гораздо лучше. Вот и всё.

– Ничего «вот и всё», – сказал Сергей. – Что было дальше?

– Ты прямо как домохозяйка, которую оторвали от любимой мыльной оперы, – улыбнулся Чень.

– Чень, не будь занудой, рассказывай.

– Дальше всё было просто – я поехал в ресторан, забрал свои вещи, оставшиеся сбережения и смылся, не заплатив дядюшке за квартиру за целый месяц. Я продал отцовские часы – у меня было очень мало денег, сел в автобус и уехал так далеко, как мог. Всё пошло, как было раньше, еще до университета – по вечерам я снова мыл посуду в одном ресторане, в другом ресторане, по утрам, работал уборщиком. Поначалу жил на улице, но это продолжалось недолго, всего месяц. Потом снял квартирку в одном из дешевых домов на окраине.

Тараканы там были размером с шоколадный батончик, не меньше. Они совсем не боялись меня, а я не хотел их убивать, я просто отодвигал их газетой в сторону, а они отползали так лениво, как пережравшие собаки. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть – и они заговорят со мной: «Привет, Чень. Как дела на работе?» Я уже месяц почти ни с кем не разговаривал, вряд ли фразы: «Хлеб и маргарин, пожалуйста» или «Мне вон ту банку рыбных консервов из тунца» можно назвать нормальным общением.

И вот однажды, возвращаясь поздно ночью домой, я поднимался по лестнице и услышал: «Привет, парень. Как дела на работе?»

Чень улыбается и продолжает:

– Я от усталости сдуру подумал, что это мои тараканы со мной заговорили. А это оказался Майкл Фапгер, он снимал квартиру надо мной. Майк сидел на лестнице, потягивая из бутылки, и курил. Он заговорил со мной, улыбаясь во весь рот, ну, ты знаешь Майкла, я ответил, что вроде бы все нормально, спасибо. Майк молча кивнул и спросил меня просто так: «Тяжело тебе, парень?» Я посмотрел ему в глаза, кивнул и сел рядом с ним. Мы проболтали, сидя на ступеньках, где-то полчаса и я понял, как соскучился по нормальному человеческому общению.

Через три месяца Майкл пригласил меня в Фонд. Всё, – пожал плечами Чень, – конец истории.

– А тот гад? – спросил Сергей. – Как же лекарство от рака?

Чень многозначительно усмехнулся, как всезнающий Будда:

– А ни черта у него не вышло, Сережа.

– Как так?

– А просто. Я журналы вел не то, чтобы через пень-колоду, но, когда работа горит, не успеваешь все записывать, ты же знаешь, когда процесс идет безостановочно, то руки за мыслями не поспевают.

– Знаю, сам такой.

– Вот и я. Ставишь опыт за опытом, каждый опыт удается, каждый раз удачно всё идет, а ты думаешь: «а вот добавлю-ка я щепотку того, щепотку этого», как талантливый повар на кухне. Добавляешь, видишь – пошло, реакция такая, как надо, думаешь: «вот здорово, какой я молодец! Давай дальше, давай, давай!» Вот так промежуточные компоненты и не успеваешь записывать, на память полагаешься. И надо сказать, что память моя меня не подводила. А мой бывший декан думал, что у меня в бумагах на последней странице последняя формула заботливо так написана и рамочкой обведена.