Черная Снегурочка

Брикер Мария

– Вот умница, давно бы так, – хрипло сказал Антон, схватил ее за волосы и прижал голову к столу. – Стой, не дергайся! Если будешь хорошо себя вести, я все сделаю быстро и ласково.

«Господи боже мой, он решил меня сначала изнасиловать, а потом в окно выкинуть?!» – с ужасом подумала Маша. Не слишком ли много удовольствий для одного вечера?

– Скотина, у тебя жена и дети в соседней комнате, – попыталась она образумить мужика.

– Но не мог же я упустить возможность трахнуть королеву! – заржал Антон.

Взвизгнула «молния» на его брюках, они с шорохом стекли на пол, и в ту же секунду Антон, издав

приглушенный булькающий звук, грохнулся на ковер. В дальнем углу комнаты что-то скрипнуло, и вновь все стихло.

Маша выпрямилась и медленно обернулась – Антон кулем валялся на полу и не шевелился. Глаза понемногу привыкли к темноте, в полумраке смутно проступали силуэты: диван, два кресла, закрытые белыми простынями, платяной шкаф, музыкальный центр, телевизор, на стене большие часы, не тикают, стрелки показывают без четверти двенадцать – стоят. Стрелки стоят. Стрелки стоят... Ее сердце, напротив, сумасшедшим маятником раскачивалось в груди. Маша бросилась к двери, споткнулась о тело Антона, свалилась на пол, подползла к двери – она была заперта изнутри на ключ. Вот почему Ольга Сергеевна запрещала входить в эту комнату: здесь обретались неприкаянные души Николая и Льва Борисовича! Они без спроса вторглись в чужие владения и разгневали духов. Антон поплатился за это, теперь – ее очередь.

– Мамочка, спаси меня, – трясущейся рукой Маша повернула ключ в замке, распахнула дверь и вылетела из комнаты – стены коридора сузились, потолок словно стал ниже, голову наполнил туман, и Маша провалилась в него, как в пуховую перину.

Очнулась она в кухне, сидя на табуретке. Рядом стояла Анна и пыталась напоить ее водой. В помещении тошнотворно пахло пригоревшим мясом. «Гуся спалила», – равнодушно подумала Маша, глядя на обугленную тушку в духовке.

– Я думала, вы уехали, – сказала Мария, забрав у Анны стакан и сделав глоток, потом еще один, чтобы избавиться от металлического привкуса во рту.

– Вижу, взгляд приобрел осмысленность, – улыбнулась Анна. – Пей до дна, – вдова Николая насильно влила ей воду в рот, вымыла стакан и поставила его в сушку. – Напугала ты меня. Вошла в кухню, как сомнамбула, белая вся, глаза стеклянные. Обкурилась?

– Да нет, что вы, я не курю. Это... – Маша осеклась, размышляя, рассказывать ли Анне о происшествии, не удержалась и выложила все.

– Ну ты и дурочка, – расхохоталась Аня. – Какие духи? Начитаются всякой дряни эзотерической, потом мелют неизвестно что. Физику надо было лучше в школе учить. Антон просто перебрал и вырубился в самый ответственный момент.

– Но он же мертв!

– Ты проверяла?

– Нет, не проверяла, но… похоже... показалось…

– Когда кажется – креститься надо. Пойдем, проверим. Говорю же, он просто выпил лишку и отрубился – у него это бывает. Мерзкое животное, он ко мне тоже под юбку лез, но я его быстро на место поставила. – Анна сладко потянулась, и Маша вдруг заметила, что под драпировкой платья прячется животик – вдова сына Ольги Сергеевны была в положении. Срок месяцев шесть-семь. Николай погиб шесть месяцев назад, значит, вдова сына Вознесенской носит под сердцем его ребенка. Несчастная женщина, пережить смерть мужа во время беременности!

– Я не могу, мне что-то нехорошо опять стало, голова кружится, ноги и руки словно чужие, – прошептала Маруся, с удивлением прислушиваясь к себе.

–

Да не бойся ты, – усмехнулась Анна. – Как маленькая, в самом деле. Пойдем скорее. Свет включим, пинками растолкаем алкаша Антона, и все твои страхи пройдут.

Маша поднялась, поплелась за Анной. У самой двери ее замутило сильнее, перед глазами замелькали разноцветные точки.

– Открывай, – подтолкнула ее к двери Анна, ее голос прозвучал словно издалека.

– Может, лучше ты? – неуверенно кивнула на ключ Маруся.

– Трусиха, – раздраженно сказала Анна, сама открыла дверь, вошла и втянула в комнату Машу. Антон по-прежнему лежал около стола и храпел. Анна взяла ее за руку и подвела к столу. – Убедилась? – шепнула она ей на ухо.

– Как глупо, – хихикнула Маша и потерла виски. В голове шумело, звенело в ушах, с каждой минутой звон нарастал. – Аня, давай не будем его будить и уйдем отсюда. Мне что-то совсем нехорошо.

– Здесь невыносимая духота. Я сейчас окно открою, и тебе полегче станет. – Вдова Николая резко отдернула штору и распахнула окно, в комнату проник свежий воздух, погладил Машу по лицу. Звон в ушах немного стих, легкие наполнились прохладой, в голове прояснилось. Анна высунулась в окно. – Боже мой, что это? Кажется, там кто-то лежит! Человек какой-то. Иди сюда, скорее! У меня зрение плохое. Может, ему помощь нужна?

– Где? – Маруся подошла к окну, порыв ветра и морозная свежесть отрезвили ее окончательно.

– Там, внизу, под окнами, на асфальте, – обеспокоенно сказала Анна. – Посмотри.

– Агата Кристи, «Десять негритят», – прошептала Маруся и нервно рассмеялась ей в лицо.

– Что ты сказала? – Лицо Анны стало жестким.

В левом углу комнаты что-то скрипнуло, по ковру в их направлении проследовали тихие шаги, и Маша краем глаза увидела призрака, который помог ей избавиться от пьяного насильника.

– Я говорю, что люблю Агату Кристи. Скажи, Аня, своему мужу ты тоже что-то подмешала в воду, прежде чем помочь ему выпасть из окна? – спросила Маруся. – Поэтому и следов насилия на его теле не обнаружили?

– Сучка! – зло выругалась вдова Вознесенского-младшего.

– Как ты заставила Николая написать предсмертную записку? – спросила Мария.

Она стояла к Анне вполоборота, чтобы оставалась возможность схватиться за стол, если женщина предпримет попытку выкинуть ее в окно. Повезло: Анна не рассчитала, что сейчас зима и свежий воздух приведет девушку в чувство. Но кто знает, как работает отрава, которую вдова Николая налила ей в воду? Немного успокаивало, что «призрак» находился совсем рядом: он тихо стоял за спиной Анны и посылал Маше подбадривающие знаки, чтобы она продолжала раскручивать убийцу.

– Записки никакой не было, это страница из дневника Николая. Этот придурок постоянно писал всякую ерунду в дневнике, после каждой нашей ссоры садился за писанину и представлял, как он убьет себя и обвинит меня в своей смерти. Тетрадок у него было полно, я лишь одну передала старухе, другие сожгла, чтобы следствие ненароком не наткнулось на дневник, где не хватает страниц. Для него это была своего рода психотерапия, на самоубийство Николай был не способен – жалкий слизняк! Я его ненавидела! Я устала жить в нищете, ожидая, когда его маменька отойдет в мир иной. Когда Ольга Сергеевна объявила о своей болезни, нервы мои были на пределе.