Бульдозерист был доволен. Рабочий день ещё толком не начался, а он уже половину месячной зарплаты заработал. Он уехал, а Никита присел на крыльцо и задумался: «С кладбищем участок никому не продашь, да и не хотелось
бы, столько уже в него вложено. Нет, останусь, земля моя, а кости – пустяк, в армии не на такое насмотрелся.»
В сарае размеренно тарахтел генератор. Лампочка под потолком подрагивала, вокруг неё устало плясал белый мотылёк. Он то и дело подлетал вплотную, обжигался, но, отскочив, вновь устремлялся к ней, не в силах устоять перед магией света. В углу, по паучьи расставив чугунные ноги, пыхтела жаром закопчённая печь. Берёзовые поленья внутри свистели и трещали так, словно взывали о помощи, пытаясь выбраться. Никита заварил крепкий чёрный чай и вышел на крыльцо.
Уже перевалило за полночь. Где-то неподалёку проухал филин. Близкий лес был наполнен звуками: свист, клёкот, какие-то шорохи и шелест ветра в кронах деревьев. Вдруг послышалось чьё-то чавканье. Никита осторожно двинулся в сторону источника звука. Слух привёл его к раскопанной утром яме. В ней что-то скреблось и копошилось. Никита перегнулся через край. На самом дне, под каменными плитами, было заметно
движение. Он достал фонарь, и луч света скользнул по обломкам. Движение прекратилось. Выключил и немного подождал. Вновь послышался шум, и появилось слабое мерцание. «Что-ж, видимо, другого пути разобраться нет, – вздохнул он и спрыгнул вниз.» На дне ямы в нос ударил запах такой силы, что защипало глаза. Смрадный дух тления, казалось, заменил собой воздух. Краем глаза он увидел белёсый силуэт, но едва обернулся, как тот растаял в воздухе. Никита направил фонарь в ту сторону и подошёл ближе. Что-то набросилось на него сзади и повалило на землю. Фонарь выпал. Отчаянно отбиваясь, он работал руками и ногами, пока нечто, пронзительно взвизгнув, не ослабило хватку. Этой секунды ему хватило, чтобы выбраться из захвата. Подтянувшись на руках, он вылез из ямы и бросился к дому за ружьём. Добравшись до крыльца, обернулся. Из ямы в небо бил столб мутного, жёлтого света, внутри которого мелькали тени. Ему стало не по себе. Вместо ружья он взял висевший на крючке возле двери бинокль и, настроив фокус, прильнул к окулярам. Тени двигались быстро, но он различил искорёженные тела проносящихся мимо фигур и гримасы ужаса, застывшие на их обезображенных лицах.