Чёрная Тишина
Шрифт:
– Выйдем с тобой в лес. Я даже наручники сниму. Хочешь дам тебе такой шанс? Хочешь попробовать свои силы?
– Ва-ань!
Выхожу из машины.
– Честный бой? – спрашиваю у него. – Как раньше?
– Честный бой, – повторяет он с отвращением. – Как раньше.
Протягиваю ему руки. Он улыбается и сверкает глазками. Верит в свои силы. Молодец. Снимает наручники.
– Ваня, блядь!
Если бы я не услышал то, что услышал, я бы пошёл с ним в лес. Вышел бы с ним на поляну. И в честном бою бился бы с ним
Перед тем как начать превращаться – на лапах доберусь за считанные минуты – я плюю ему в лицо, чтобы ослепить и разозлить. В тот же момент бросаюсь в лес без оглядки. Прямо на свой запах, оставшийся на Веронике, и запах уже почти застывшего гипса.
Слышу, как Иван ломится на своих двоих за мной, но куда уж там. А старик кричит что-то сквозь писк ожившей Теневой Астролябии.
Глава 6
Коричневые, зелёные и прозрачные осколки во тьме завода смеялись над Вероникой каждый своим собственным голосом. Одни звали её отступить, другие призывали продолжить путь, ну а третьи сулили скорую погибель.
Сейчас она поняла, что поступила опрометчиво. Нужно было просто вызвать полицию или позвать волка. На что она рассчитывает?
Скрипящая дверь последнего этажа промышленного цеха заставила сердце Вероники на мгновение остановиться. Размышляя о том, что её может ждать здесь, наверху, сознание полностью игнорировало то место, куда она направляется. Ноги сами брели по ступеням, но сейчас, когда к насмешкам миллионов осколков битого стекла добавился пронзительный завывающий смех ржавой двери, она замерла как вкопанная.
Длинный мост, спроектированный непонятно кем и для каких целей, заканчивающийся небольшой смотровой площадкой, тянулся через огромный цех, заполненный горами битого стекла. В конце моста мужчина с безумными глазами и сломанной рукой. Рядом с ним оконная рама с треснувшим в ней стеклом, за которым беспокойные глаза тут же различают цвета Алёшиной куртки.
Позабыв о страхе и миллионе упрекающих голосов в голове, Вероника бросилась по старенькому узкому мосту.
Что с ребёнком? Что он сделал с ним?
Когда она почти приблизилась к ним, мужчина, стоявший за Алёшей, остановил Веронику, направив на неё пистолет. Ей ничего не оставалось кроме как снова замереть и не двигаться. Не дышать.
– Пришла, значит. – Широко раскрытые глаза мужчины источали безумие и вызывающе сверлили Веронику. – Одна?
Вероятно, его психике было сложнее справиться с той горой тел, что двухметровый волк оставил в баре. Это логично, ведь в отличие от Вероники он наверняка прежде держал эти разорванные куски мяса за людей, а некоторых, возможно,
За оконной рамой действительно сидел Алёша. Он мирно спал, сложив уставшую голову на руки, которые в свою очередь опирались на подоконник оконной рамы, сданной вместе со стеклом на переработку. Рядом с его лицом прямо на стекле пульсировало небольшое пятнышко влаги, порождаемое спокойным и размеренным дыханием спящего ребёнка.
На стекле красной губной помадой была нарисованная лестница и дверь. У основания лестницы фигура. Последней, тринадцатой, ступени не хватает. Знакомая кривизна линий и угловатость рисунка дали ей понять, что он нарисован рукой Алёши.
– И чё, волчару не привела?!
Человек с пистолетом залился безумным смехом, отражающимся и усиливающимся в коричневых, зелёных и прозрачных осколках стекла под ними, и возвращающимся в сознание Вероники шрапнелью, рвущей реальность на части.
– Отдай ребёнка!
Требование, вырвавшееся изо рта, мигом обрывает многоголосие стекольных осколков, как и их источник. Алёша просыпается, потирая сонные глаза кулаком.
– Думаешь, я держу его? – кривит рот безумец, выдавая себя за разумного человека.
– Ты пришла!
Алексей вскакивает и бежит к Веронике. Пистолет быстро прячется вместе с рукой за спиной. Ребёнок с разбегу налетает на свою спасительницу, заключая её в родные объятия. Падая на колени, она принимает его к себе изо всех сил, словно пытаясь убедиться в том, что это никакой не морок. Из её глаз бегут слёзы.
– Как ты? Всё хорошо? Ты не ранен?
Она рыщет руками по нему пытаясь найти подвох, но успокаивая её, ребенок сильнее прижимается к ней и, поднимая детские глазки, задает наивный вопрос:
– Папа сказал, мы теперь будем вместе. Как раньше?
Осколки взрываются смехом. Они смеются над ней. Со всех сторон льют в её уши слова о том, какая она тупая и безмозглая.
– Что? Папа?
Ребёнок отдаляется и по-взрослому оценивающе разглядывает её лицо.
– Ты забыла? Опять?
Незаметно приблизившийся мужчина кладёт руку на его плечо и говорит по-доброму:
– Забыла. Забыла. Ты же знаешь, она всегда забывает. Ничего страшного. Скоро всё кончится. Сможешь закончить то, о чём я тебя просил?
Алёша с опаской поглядывая на Веронику, отдаляется сначала к мужчине, потом не спеша, опустив голову, бредёт к треснувшему стеклу, разрисованному красной губной помадой.
Мужчина опускается на корточки перед ошарашенной Вероникой, безумно улыбаясь.
– Ничего. Скоро всё кончится. Из-за твоего нового ёбыря, я тут кое-что узнал про наш мир… про нашу семью. Поспрашивал у тех, кто ведает. И знаешь, мне подсказали, как нам отсюда выбраться.
Слова звучат рядом с ней, но её мозг кряхтит, словно заглохший двигатель, пытаясь вновь работать как надо.