Черная тропа
Шрифт:
В наушниках слышится голос командира:
— Задание прежнее — всех. Заглушите двигатель и выдвигайтесь.
Ульрика лежит на дорожке бездыханная. Ее счастье, что она этого не видит.
А в темноте своей комнаты стоит у окна Эстер и думает: «Еще рано. Пока нет. Пока нет. Пора!»
Ребекка лежит в снегу перед домом своей бабушки в Карравааре. На ней бабушкина старая голубая нейлоновая куртка, но молния не застегнута. От холода на душе становится как-то легче. Небо черное, на нем ясно видны звезды. Луна над ее головой
«Как можно испытывать такое чувство к другому человеку? — думает она. — Дойти до того, что ты готова умереть — только потому, что он тебя не любит. Ведь он всего-навсего человек… Знаешь что, — мысленно обращается она к своему богу, — я, конечно, не хочу понапрасну ныть и жаловаться, но моему терпению приходит конец. На свете нет никого, кто любил бы меня, и это исключительно тяжело переносить. В худшем случае я проживу еще лет шестьдесят. Что от меня останется, если я пробуду одна шестьдесят лет? Я старалась изо всех сил, ты это видел. Я работаю. Я исправно встаю каждое утро. Люблю овсяную кашу с брусничным вареньем. Но теперь… скоро мне надоест играть в эту игру».
Внезапно Ребекка слышит мягкие шаги по снегу. В следующую секунду Белла уже возле нее, делает круг, затем пробегает по ней, больно наступив прямо в солнечное сплетение, быстро обнюхивает, чтобы убедиться — с ней все в порядке. А затем начинает лаять. Конечно же, докладывает хозяину.
Ребекка спешит подняться на ноги, но Сиввинг уже заметил и спешит к ней.
Белла побежала дальше. Радостно несется по заснеженному полю, свежевыпавший снег разлетается во все стороны.
— Ребекка! — окликает ее Сиввинг, не скрывая тревоги в голосе. — Что это ты тут делаешь?
Она открывает рот, чтобы солгать. Хочет отшутиться и сказать, что смотрела на звезды, но ей ничего не удается из себя выдавить. Лицо не желает принимать веселое выражение. Тело не пытается скрыть подавленности. Она лишь качает головой.
Он так хочет все исправить. Конечно, Ребекка понимает, что Сиввинг тревожится за нее. Да и с кем ему еще общаться теперь, когда нет Май-Лиз.
Но у Ребекки нет сил. Ее травмирует уже само его желание видеть ее веселой и счастливой.
«У меня нет сил быть счастливой, — хочется ей сказать. — У меня едва хватает сил на то, чтобы быть несчастной. Сейчас мой главный проект — устоять на ногах».
А сейчас Сиввинг готов пригласить ее пойти с ним на прогулку. Или пойти к нему домой попить кофейку. Через несколько секунд он это произнесет — и она вынуждена будет отказаться, потому что просто не в состоянии пойти ему навстречу. И тогда он повесит голову — получится, что она еще и его сделала несчастным.
— Я должна уехать, — говорит Ребекка. — Должна зайти к одной женщине и передать ей повестку в суд.
Это настолько нелепая и дурацкая ложь, что ее душа, кажется, даже на мгновение отделяется от тела. Другая Ребекка смотрит на нее со стороны и спрашивает: «Что ты такое плетешь, черт подери?»
Но с Сиввингом
— А, понятно, — говорит он.
— Послушай, — произносит Ребекка, — у меня наверху в доме котенок. Позаботишься о нем?
— А что такое? — спрашивает Сиввинг. — Ты что, надолго?
Когда она уже идет к машине, он кричит ей вслед:
— А ты не хочешь переодеть куртку?
Она выезжает на дорогу, ведущую в Кируну, даже не задумываясь над тем, куда едет. Она прекрасно знает. Ее путь лежит к отелю «Риксгренсен».
— Что это? — спрашивает Анна-Мария Мелла.
Свен-Эрик Стольнакке, сидящий на пассажирском сиденье, смотрит в сторону первых ворот, ведущих в усадьбу Регла. В свете фар их «Пассата» виднеется «Хаммер», припаркованный у решетки с другой стороны.
— Это что, те самые парни из охраны? — спрашивает он.
Они останавливаются неподалеку. Анна-Мария ставит машину на ручной тормоз и вылезает из нее, оставив мотор на холостом ходу.
— Эй! — окликает она.
Свен-Эрик тоже вылезает из автомобиля.
— О господи! — восклицает Анна-Мария. — Боже милостивый!
Два тела лежат на дорожке лицом вниз. Она начинает копаться под курткой в поисках своего оружия.
— Держись в стороне от света, — говорит она Свену-Эрику, — и заглуши мотор.
— Нет, — заявляет полицейский. — Немедленно садись в машину, мы уезжаем отсюда и вызываем подкрепление.
— Да, так и сделай, — говорит Анна-Мария. — А я посмотрю, что там.
Если внутренние ворота в глубине аллеи вмонтированы в высокую стену, то внешние блокируют лишь дорогу. Анна-Мария обходит один из столбов, но останавливается поодаль от тел — не хочет подходить, поскольку они залиты светом от фар их машины.
— Сдай назад, — говорит она Свену-Эрику. — Я только взгляну.
— Садись в машину, — рычит тот, — и вызовем подкрепление.
Они начинают ругаться: стоят и цапаются, как пожилая пара.
— Я только посмотрю, сдай назад или выруби эту проклятую тачку, — шипит Анна-Мария.
— В конце концов, существуют правила! Быстро садись в машину! — командует Свен-Эрик.
Чертовски непрофессионально. Это дойдет до них много времени спустя. Все это могло кончиться тем, что их пристрелили бы, как зайцев. И каждый раз, когда речь будет заходить о том, как люди могут реагировать в стрессовых ситуациях, их мысли будут возвращаться в эту ночь.
И, в конце концов, Анна-Мария вступает прямо в полосу света от фар. Держа в одной руке свой «зиг зауэр», другой пытается нащупать пульс на шее у двух людей, лежащих на земле. Пульса нет.
Приседая, она подходит к «Хаммеру» и заглядывает внутрь. Детское кресло. Ребенок. Мертвый маленький ребенок. Убитый выстрелом в лицо.
Свен-Эрик видит, как Анна-Мария опирается свободной рукой о стекло машины. Ее лицо в свете фар «Пассата» побелело, как полотно. Обернувшись, она смотрит прямо ему в глаза взглядом, полным такого отчаяния, что его сердце сжимается.