Черная вдова
Шрифт:
Они вышли на восьмом этаже, и пошатывающийся Гатаулин направился к одной из квартир. Повозившись немного с замком, он отпер тяжелую металлическую дверь и пригласил Наталью войти.
В темной прихожей ударило в нос застоявшимся запахом табака и дорогой парфюмерии.
"Как в театральных курилках, — подумала Наталья и тут же поправила себя:
— В дамских. Откуда в мужских быть дорогой парфюмерии?"
— И где же сотрудники вашего творческого отдела? — с сарказмом спросила она.
— Поздно, все по домам разъехались, —
В прихожей царил художественный беспорядок.
— Прошу в комнату, — пригласил хозяин, — а я займусь посудой.
Пока Гатаулин звенел на кухне фужерами, Наталья присела на диван с велюровой обивкой и с интересом осмотрелась. Мебель в квартире была не слишком дорогой, но вполне приличной. Стойку в дальнем углу комнаты обременяли японский телевизор с широким экраном и два видеомагнитофона, повсюду валялись видеокассеты, проспекты кинофестивалей, фотографии улыбающихся девиц, иностранные киножурналы.
Тут и там — на небольшом журнальном столике, на подоконнике, на горке из черного пластика — стояли чашки с засохшими остатками кофейной гущи. В углу вдоль стены выстроились несколько пустых бутылок из-под коньяка и шампанского.
На пороге с двумя мокрыми фужерами и бутылкой в руках возник Гатаулин.
— Вообще-то мартини пьют со льдом и оливкой, — словно извиняясь, сказал он, — но в холодильнике пустота. Так что предлагаю выпить в неразбавленном виде.
— А как же контракт?
— Вот сразу и обмоем. Между прочим, это дурная примета — не обмыть сделку, — деловито присаживаясь за столик и с треском скручивая пробку, заметил Гатаулин.
Наталье не без основания подумалось, что за всей этой трепотней о любви к русскому искусству, о подписании контракта, за комичным пафосом скрывалась примитивная похотливость самца. Да и квартира сильно напоминала гнездышко для любовных утех, где вешают лапшу на уши простодушным девицам.
Пока Гатаулин разливал мартини, Наталья из любопытства повертела в руках валявшуюся на журнальном столике видеокассету. Фильм под названием «Горячие шведские девушки» вряд ли мог принадлежать к образцам высокого киноискусства. Подобная продукция явно носила утилитарный характер.
«Да, Мазурова, — печально констатировала она, — опять ты купилась на дешевую болтовню. Сколько же можно так прокалываться?»
— Ну, давай выпьем, Наташка! — фамильярно поглаживая ее по руке, сказал Гатаулин и потянулся к ней с фужером.
Легкое опьянение, которое она испытывала после двух-трех бокалов шампанского, выпитых в ресторане, мгновенно улетучилось. Наталья поняла, что она в западне: дверь заперта, ключ — в кармане у ее спутника, а он вряд ли согласится добровольно выпустить ее из этой ловушки. Но, в конце концов, не бить же его бутылкой по голове. Тогда что? Ей необходимо было собраться с мыслями.
Мило улыбнувшись, она взяла свой фужер и чокнулась с Гатаулиным.
— За
Гатаулин, не вставая с дивана, снял пиджак и швырнул его в кресло. Из внутреннего кармана выпал и раскрылся бумажник из крокодиловой кожи.
«Интересно, где у него ключи?» — подумала Мазурова.
Тяжело сопя, бизнесмен вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. Он явно перебрал с мартини. Почти не контролируя себя, он принялся мять колени Натальи и попытался приподнять подол платья. Когда ему это удалось, он разочарованно пробурчал:
— У-у-у, колготки… В такую жару…
— Возьмите себя в руки, Руслан Каримович, — сдерживая возмущение, проговорила Наталья. — Вы, видно, забыли, зачем мы сюда приехали.
Он выпрямился и заплетающимся языком произнес:
— А зачем мы сюда приехали?
— Чтобы заключить контракт, помнится.
— Вот сейчас и заключим.
Он грубо схватил ее за плечи и присосался слюнявыми губами к обнаженной шее. Густое облако перегара вызвало у Натальи приступ тошноты. Почувствовав острую потребность освободить желудок от содержимого, она бросилась в ванную.
— Наташка! Ты куда? — взревел Гатаулин.
Он попытался вскочить с дивана и броситься за ней, но, зацепившись за угол столика, под звон разбитой посуды растянулся посреди комнаты.
Наталья едва успела закрыться на защелку и тут же склонилась над раковиной. Несколько минут ее буквально выворачивало наизнанку. Наконец, обессиленная и измученная, она медленно выпрямилась и посмотрела на себя в зеркало.
«Ну и хороша же ты, дура. Глаза как у кролика, косметика размазана, рот — словно у циркового клоуна».
Она заметила в нижней части зеркала надпись губной помадой: «Русланчик, позвони мне». Здесь же был и номер телефона.
«Ах ты, скотина! Сколько дурочек вроде меня ты затащил сюда на „подписание контракта“? Ладно, я тебе устрою возрождение отечественного кинематографа».
Лихорадочно соображая, что бы такое отмочить, она принялась плескать себе в лицо холодной водой и полоскать рот. Несмотря на духоту, Наталью бил озноб. Сняв висевшее на дверном крючке полотенце, она заметила под ним кружевной лифчик.
— Творческий отдел! Мать-перемать… — не сдержалась она. — Скотина!
Только попробуй еще раз сунуться ко мне, я тебе глаза выцарапаю.
Она решительно распахнула дверь и вышла из ванной. В квартире было подозрительно тихо.
Наталья насторожилась. Бесшумно ступая по паркету, подошла к распахнутой двери и заглянула в комнату.
Гатаулин лежал на полу возле журнального столика с неестественно заломленной за спину рукой и запрокинутой головой. Глаза были широко открыты, остекленевшие белки делали его похожим на сломанную механическую куклу.