Черная вдова

Ильясов Явдат Хасанович

Они скопом двинулись дальше. Прочь от дворцовых башен. В сторону, противоположную той, где час спустя должно было совершиться преступление.

– Итак, слушайте. Стража Черной башни, преданная эмиру, закроет наглухо доступ с городской части стены к отрезку, опоясывающему дворец. В середине первой куртины, меж Черной башней и Угловой, сбросим веревочную лестницу. Поскольку есаул – доверенное лицо Бурхан-Султана и держит при себе письмо к Чормагуну, а оно – страшная улика против нас, Бейбарс спустится первым, чтоб стать поскорей недосягаемым для людей Бахтиара. Если мы, сохрани аллах, не успеем сойти и попадемся, придраться они ни к чему не смогут.

Отговоримся. Гуляли, обход совершали. Несли караул. Найдем, что сказать. Зато Бейбарс останется на свободе и один справится с поручением. Не огорчайтесь, дорогой. По-моему, дело не дойдет до подобной крайности. За Бейбарсом с запасной деревянной лесенкой последует ваш покорный слуга. – Заметив, как сразу осунулся, сгорбил спину Дин-Мухамед, булгарин учтиво улыбнулся: – Вдруг внизу окажется засада и Бейбарс, не дай бог, угодит прямо в чужие лапы? Мне доводилось бывать в дальних степях; поверьте, уважаемый Дин-Мухамед, я сумею быстрее вас столковаться с татарами.

Дин-Мухамед судорожно перевел дух, зато скис Бейбарс.

– Вам, достославный Дин-Мухамед, – мягко продолжал Гайнан, – придется, как самому храброму из нас задержаться с пятью подручными наверху. Чтоб отбить внезапное нападение Бахтиара, случись паче чаяния таковое.

На сей раз приободрился Бейбарс. Дин-Мухамед опять потемнел, обвис в плечах, сглотнул слюну.

– Но с внезапностью у них ничего не выйдет, – успокоил его волжанин. – По правую руку от вас будет сильный заслон – Черная башня. Заварится там что-нибудь – услышите вмиг. Успеете слезть, соединиться с нами. Дальше. Подручные ждут на месте. Запомните, – обратился Гайнан к подручным, – дерну за лестницу дважды – значит внизу неблагополучно. Тотчас поднимайте шум. Факелы зажигайте. Камни кидайте, только не под лестницу – убьете своих. Кричите, мечите стрелы, чтоб напугать, осадить татар, дать нам время обратно вскарабкаться. Дерну трижды – знайте, под стеной спокойно. Но кто способен предугадать, что получится из всей этой затеи? Не придется ли нашей тройке броситься вспять? Стерегите лестницу до утра. Обойдется вылазка без помех – сверните и спрячьте, чтоб не заметили ни изнутри, ни снаружи. Далеко не уносите, держите под рукой. Ждите каждую ночь. Прокричу совой – встречайте. Полагаю, все хорошо уяснили себе, что нужно делать? Ну, с богом! Во имя Мухамеда и его пречистой семьи. Прошу наверх.

– Загадал загадку. – Бахтиар остановился. – «Скрытая хворь… язва открытая». Попробуй разберись. Намек? Или вздор, просто бред недоумка?

– Вряд ли, – сказал раздумчиво Джахур. – Тут что- то есть. Три-Чудака не станет болтать понапрасну. Острый человек. На редкость толковый. Пусть кличут как хотят, ума у этого «безумца» хватит на пятерых. В его словах я чую тревожный смысл. По-моему, он предупредил нас о какой-то беде.

– И по-моему так, – поддержал кузнеца Байгубек. – Бедняга важную весть сообщил, однако на собственный лад, темно и заумно. Смотри, Бахтиар! Не придется ли умным жалеть, что не послушались дурака? Раскаемся, да поздно. Боюсь, что нынче ночью, по нашему же недосмотру, кто-нибудь из нас же захлебнется кровью.

– Хорошо. Не будем медлить. Все к Черной башне. Тушите факелы! И – ни звука, чтоб не спугнуть хищных птиц, если они и впрямь слетелись, чтоб нас растерзать. Надо отбить все башни, которые примыкают к дворцу. Пока скрытая хворь не срослась с открытой.

…Пятеро сдались без сопротивления, сразу, едва из мглы ударил по слуху чей-то злорадный окрик:

– Попались?

Они поспешно опустились на колени, закинули руки за голову. Шестой взмахнул саблей. Отразив почти незримый свет, растворенный в толще ночной темноты, она, будто

слабо мерцающий луч, сделала быстрый круг и резко столкнулась с другим лучом, взметнувшимся навстречу.

Короткий звон. В месте скрещения бледных полос вспыхнула на миг крохотная хвостатая комета. Первый луч отлетел в сторону, упал и потух. Второй косо скользнул вниз. Обезоруженный мгновенно замер. Вновь загорелись факелы. Сквозь рассеянный мрак, точно сквозь редкую, распадающуюся от ветхости сетку чадры, проступили черты, ненавистно знакомые. Бахтиару.

Шестым оказался Дин-Мухамед.

– Чем вы тут занимались, а? – тихо спросил Бахтиар. Не у Дин-Мухамеда – у тех, пятерых. Подручные, еле припомнив со страху наставления булгарина принялись робко объяснять:

– Гуляли.

– Обход совершали.

– Несли караул.

Сообразив, какую допустили оплошность, подручные дружно замкнули рты. Поздно. Бахтиар понимающе кивнул:

– Плохо сговорились? Надо было одно из трех затвердить. – Он повернулся к Дин-Мухамеду. – А ты что скажешь, свойственник? Тоже прогуливаться изволил? Или возлюбленную поджидал? Ведь настоящий мужчина спит днем. Ночью он тешится с чужой женой. Верно?

– Ничего не скажу! Сейчас же отпусти нас, проклятый! И пальцем тронуть меня не смей. Я кто и ты кто? Мой родитель, слава аллаху… – Он и не подозревал, что его родитель, слава аллаху, избавился, наконец от сына-дурака, минуту назад порвав со всеми земными делами, в которых к сожалению, разбирался так плохо.

– Твой отец – первый мудрец, да и ты молодец, храбрец, удалец, юнец, сочный, как огурец, а я – наглец, чумазый кузнец, – спокойно и серьезно, без тени шутливости, закончил Бахтиар фразу, начатую братом жены. – Ты это хотел сказать?

– Опять язвить? Я тебе сейчас…

– …покажешь, – вновь помог ему зять. – Нет, шурин. На сей раз, видно, я тебе п-покажу, – пробормотал Бахтиар.

Он обнаружил лестницу.

Бахтиар оставался по-прежнему спокойным, по крайней мере, снаружи; только стал чуть заикаться, и сам удивился, с чего бы вдруг – никогда не страдал косноязычием.

– Вон каковы п-прогулки ваши, дорогой родич! – Бахтиар шагнул к Дин-Мухамеду, весь подавшийся вперед, онемелый, твердый. Шея у него вытянулась, и щеки словно срослись изнутри, губы сомкнулись, глаза остановились – лицо Бахтиара заострилось, как бы окаменело в глотательной спазме. Будто он был голодный. Очень голодный.

– Постой. – Байгубек рукой загородил ему дорогу. – Зачем? Не пачкайся. Это дело не для Бахтиара. Дай лучше я с ним потолкую. По-простецки, по-нашенски.

– Предатель! – Дин-Мухамед выбросил кулак с ножом, сделал длинный выпад, рухнул на колено.

– Смотри-ка! – по-детски изумился старый кипчак. – Никак он меня убил? – Байгубек оскалился, схватился за живот. Согнулся, сунулся головой вниз, лег перед Дин-Мухамедом набок, подобрав колени к груди, скорченный и примолкший.

– Убил? – всхлипнул Дин-Мухамед. Он опасливо, без стука, точно боясь разбудить старика, положил нож, медленно встал, вытер ладони полой халата. – Простите. Я погорячился.

– Первый убитый, – сказал Бахтиар. – Это первый убитый с начала осады. Ты будешь вторым, Дин-Мухамед.

Бахтиар не торопясь, будто раздумывая, вскинул снизу наискось к левому плечу «утреннюю звезду» – железную палку с круглой головой, усаженной острыми шипами, взялся за шейку булавы левой рукой, покрутил кистью правой, чтоб охватывающая ее ременная петля удобней легла на запястье.

Его опередил Ата-Мурад. Туркмен с исступленным воем вцепился в Дин-Мухамеда, повалил, ударил длинным кинжалом. Отвалился, прислонился к зубцу стены, долго сидел, отдыхая, растирая под грубым сукном халата натруженное плечо.