Черная ведьма в академии драконов

Мамаева Надежда Николаевна

– Смотрите-ка, свинья вылезла из своей лужи и перепутала магистерию и хлев…

релия демонстративно помахала перед своим лицом ладошкой. Шутила она как-то слишком грубо для своих нимфо-эльфийских предков.

Но, в отличие от боковой ветви рода перворожденных, я была истинной черной ведьмой, которая руководствуется принципом: не копить обиды в себе, а просто либо прощать, либо убивать того, кто тебя огорчил. А поскольку милосердие у темного племени – атавизм, то я лишь мило улыбнулась Арелии, про себя решив: она крайне нуждается в хорошем проклятии.

– А

я смотрю и вижу, как внешняя красота приобретает внутри уродливые формы… – пропела я в сторону, словно бы ни на что не намекая, но максимально громко, чтобы услышали все.

– Ты что этим хочешь сказать, убогая?

Нет, я, конечно, подозревала, что смазливая мордашка и ум идут зачастую параллельно, и как всякие параллели, они не пересекаются, но чтобы настолько, как у Арелии… Сегодня меня достали. У меня было трудное утро, которое контрольным выстрелом добил Фабиус со своим докладом, потому я подошла вплотную к блондинке, источавшей аромат лилий и малины (и почему только тошнотворное сочетание сиропных запахов этой осенью считается наимоднейшим в столице?) положила ей руку на кружевное жабо, словно хотела поправить пуговичку или складку. От такой наглости Арелия скривилась и уже хотела ударить меня изящными пальчиками, с ледяными иглами вместо ногтей, которые она только что отрастила, как я резким движением сграбастала ее за грудки. Полуэльфийка, произносившая заклинании «ледяных когтей», от удивления вскрикнула и потеряла концентрацию на.

Между нашими лицами расстояние оказалось не больше перста. Мы смотрели глаза в глаза: я, чуть запрокинув голову, Арелия – вынуждено склонившись.

– У меня сегодня было поганое утро. А за ним начался отвратный день. И если ты ещё хоть словом, хоть взглядом в мою сторону… – я намеренно не завершила фразу, но, полагаю, мой взгляд и без слов довершил фразу: «…убью».

Вообще, черные ведьмы умеют быть дюже убедительны. Это у нас врожденный талант, передающийся из поколения в поколение и взращенный на материнском молоке.

Арелия сглотнула, на ее висках выступили бисеринки пота.

– Ты мне угрожаешь? – она нашла в себе силы ответить. Правда, голос ее при этом слегка дрожал. – В тебе даже сила не пробудилась, первый уровень дара. И рискнешь вызвать меня на магический поединок?

– А кто говорит о честном бое? – я усмехнулась так отчаянно, как может улыбаться либо сумасшедший, либо тот, кому нечего терять. Либо та, которую в десять лет бабуля лично познакомила с одним из архидемонов первородного мрака.

– Ты – отродье тьмы, – скривилась Арелия, видимо, думая, что оскорбляет меня. – Только они нападают из-за угла и бьют в спину.

«Ну, не из-за угла, а с наиболее выгодной со стратегической точки зрения позиции. И не бьют в спину, а заботливо указывают противнику на его слабые места в защите», – поправила я про себя. Впрочем, вслух сказала другое:

– Ты обвиняешь меня в чернокнижии? Смеешь сомневаться в силе мертвого сердца Кейгу? Считаешь, что оно способно впустить в академию черного мага? Это попахивает посильнее любой лужи… Например, исключением, –

выдохнула я блондинке прямо в лицо, и она вздрогнула.

Я знала, что попала точно в цель. В магистериуме были неоспоримы три вещи: слово ректора, непогрешимость артефакта, в который превратилось закаменевшее сердце дракона, основавшего академию, и свод из двенадцати академических правил. И только что Арелия усомнилась во втором постулате, на котором и держалось величие магистериума.

Нет, конечно, возмущались и приказами ректора, и тем, что артефакт распределения как-то странно порою показывает уровень силы мага, и кляли двенадцать правил. Но делали это тихо, в кругу друзей или тех, кого считали таковыми, а если вели речь в открытую, то чаще всего вылетали из академии. Ибо вольномыслие вольномыслием, но начальство трогать нельзя.

Арелия побледнела, дернулась, чтобы отпрянуть, но я держала крепко.

– Я подобного не говорила… – она все же попыталась перешнуровать ботинки в прыжке.

– Зато я слушала.

В глазах Арелии плескалась ничем не замутнённая ненависть.

– На подобную тебе не стоит тратить ни слов, ни взглядов, – прошипела полуэльфийка.

Хм… Кажется, кто-то не любил проигрывать, но если доводилось удирать с поля боя, то считал своим долгом оставить последний выкрик за собой.

– Рада, что мы друг друга поняли, – я отпустила жабо красотки.

Она тут же отпрянула, фыркнула, распрямив плечи, и не глядя на меня двинулась прочь.

е свита, что стояла чуть поодаль, пока мы вели милую беседу, лишь зашуршала юбками и зашушукалась, кося на меня осторожными взглядами, а потом потянулась за своей «королевой».

Я усмехнулась про себя. Да, когда-нибудь за мой длинный язык, язвительность и любовь к провокациям меня сожгут на костре, но пока я тут, в этой свет ее подери, академии, поэтому продолжим-с. С таким настроем я наконец-то добралась до туалета.

Внутри никого не оказалось, и я смогла спокойно привести себя в порядок. Настроение, как ни странно, было замечательным. релия так легко повелась на провокацию. Сразу видно, не закалённая она гадючьими чернокнижными натурами моих кузенов и кузин. Вот те умели раскатать в тонкий пласт с милой улыбкой и без магии, заставляя меня тихо закипать от гнева и ждать. Ждать, когда пройдет инициация, и я смогу как следует им отомстить.

Не дождалась. Пришлось срочно драпать туда, где не найдут. Туту-то от бабуля и рассказала, что я смесок. И во мне течет кровь белого мага.

Вообще-то черные ведьмы – существа, не обремененные семейными оковами. Мы вольны выбирать где, когда и с кем (или с «кеми»). Правда, это бывает чаще уже после того, как темная магиня родит своего первенца… Увы, с моей матерью все случилось не по канонам. Она где-то на границе со светлыми землями (а клан Сумеречных ведьм обитал как раз там) умудрилась подцепить светлого. Как ба заключила позже – шпиона. Тот, хоть и был отрыжкой небесной магии, но поступил как истинно темный папашка: бросил деву со своим приплодом и умотал к себе.