Чёрная Вуаль
Шрифт:
P.S. Лавьен разделяет мои чувства по поводу вашего выздоровления.
С наилучшими пожеланиями,
Лаура и Лавьен Нотиннесы
Прекрасно! Просто прекрасно! Какое там учение терпению, я был готов разорвать само время, пройти сквозь препятствия бесконечности, лишь бы получить шанс приблизить время встречи. Как же жаль, что мои надежды на пятницу не оправдались.
Я был чересчур возбуждён, следовало взять себя в руки. Сделав несколько глубоких вдохов, я вернул контроль над собой. Первым делом спрятал письмо и конверт в ящик стола под кипу бумаг для писем. Прислуга редко убирает мою комнату в самых потаённых местах, это обычно делается с
Я вновь вдохнул исходивший от ткани пленительный запах. Вероятно, Лавьен каждый день пользуется новыми и, возможно, экзотическими духами, которыми её балует отец. К сожалению, я попросту не обратил внимания на ароматы в день прихода Нотиннесов, отчего воспоминания о Лавьен казались мне неполными. Как будто во всём великолепии её образа не хватало одной маленькой, но важной детали.
Теперь мне оставалось только ждать, и чёрт возьми… как же это сложно. С первых же секунд нетерпение снедало меня. Мне нужно было отвлечься. Отбросив все мысли, я подошёл к окну и настежь раскрыл створку окна. Что же, как не красота родного города, могло захватить всё моё внимание. Город величествен и благороден, как и люди, что ходят по его улицам и приветствуют друг друга. Но главная ценность этого уголка мира – река Карнэ, протекающая на западной окраине города и уходящая в цветочные поля. Знала бы Лавьен как же ей скоро повезёт. Я приглашу её в своё любимое место – на «свой» мост, через Карнэ. Осталось сделать совсем немногое… дождаться субботы.
И я дождался. С самого утра суетился, причём понапрасну. Проснулся гораздо раньше обычного, только начинало светать. Ещё лёжа в кровати, я увидел в окне тусклое сияние звёзд и первые проблески солнечного зарева. Ускорить время я не мог, но попытаться его убить, вот это было в моих силах. Я пробыл в комнате пару часов, а когда Эдда пришла меня будить, попросил её подготовить мне выходной костюм. Она конечно же начала спрашивать о моих планах, а я лишь сухо отвечал:
– По делам.
– Не успели на ноги встать, как уже с головой в делах. Отец бы вами гордился, юный сэр.
– Да, Эдда… гордился бы.
Всего лишь за час я преобразился из домашнего бездельника в представительного молодого человека. Я ненавидел наряжаться, по мне простая и комфортная одежда лучше подходит для человека моего склада. Свобода мысли, свобода движений, вот что я всегда признавал, не вынося строгость деловой жизни, которая весьма символично украшала несколько костюмов моего отца. Пару таких же комплектов были сшиты и для меня, но я эту одежду на дух не переносил, потому что их узкие жилеты и душащие воротники не давали забыть о деловой репутации семьи Мастерсонов.
Мой же выходной костюм был однотонный и самый что ни на есть – обычный, но все же в нём была особая, скрытая ото всех, деталь. Во внутреннем кармане жилета хранился конверт с письмом Лауры Нотиннес, а ткань, которая всё ещё хранила ненавязчивые нотки дорогого парфюма, я сложил в нагрудный карман сюртука вместо обычного платка. Эта отличительная белая деталь на тёмно-синем костюме ярко подчёркивала моё отношение к, казалось бы, обычному письму, однако такое внимание могло превозвысить меня в глазах миссис Нотиннес, что мне только на руку.
Настал полдень. Я напоследок взглянул на себя в зеркало и остался доволен своим отражением. Сегодня всё на своих местах,
Пока я спускался по лестнице, передо мной предстали работники дома, каждый занимался поручениями, стоявшей в центре гостиной Эдды, то и дело раздававшей новые указания. Я уже спустился, но в ту же секунду Эдда обернулась и заметила меня.
– Уже уходите, сэр? Когда вас ждать?
– Да… меня подвезут. Вернусь вечером, не раньше. – Я очень надеялся, что пробуду в доме Нотиннесов до самого вечера, тогда мне могли предложить остаться на ночь. – Возможно, приеду завтра утром.
– Всё же я оставлю для вас ужин. Мне приготовить ваше любимое… – Эдда украдкой глянула по сторонам, так она проверяла, есть ли возможность проявить свою «материнскую заботу». – Ваше любимое от тётушки Эдды?
Эдда славилась своей готовкой. Под любимым же подразумевалась курица, приготовленная в печи. Ничего вкуснее я никогда не ел и не признавал, да и навряд ли признаю. Моей названной матери удалось невероятное, теперь мои мысли были посвящены вкусностям от Эдды. Даже рот слюной наполнился, и я сглотнул. Голод конечно уже сказывался на моём желании подкрепиться, но Эдда даже сытого убедила бы поесть.
– Нет, милая Эдда, не стоит. Но поверь, в моём животе всегда найдётся место для твоей стряпни.
Эдда смутилась и вновь поглядела украдкой по сторонам. Затем она посмотрела мне прямо в глаза и взяла мою руку. Она нежно провела грубыми пальцами по тыльной стороне моей ладони и произнесла:
– Хорошего вам дня, юный сэр. Завтра я отказа не приму, вы покушаете, а не то обижусь. Хорошо?
– Обещаю, милая Эдда.
Домоправительница отпустила мою руку, оглядела меня с ног до головы и продолжила:
– Вы сегодня красивы как никогда, жаль в таком виде вас не застали Нотиннесы. Вы же помните? Вы обещали их пригласить.
– Помню и приглашу.
Эдда несколько раз кивнула и резко ахнула:
– У меня же работы полный дом, а я вас задерживаю. Поспешите, не удивлюсь, если такой красивый юноша вернется домой не один.
– Все может быть, – улыбнулся я.
Эдда вернулась к своим обязанностям, а я проводил её взглядом. С каждым днём я все больше привязывался к этой женщине. К сожалению, между Мастерсонами и прислугой огромная пропасть, и мне никогда не назвать её во всеуслышание своей приёмной матерью… но она ею была. Её прикосновение к моей ладони было заботливее любого жеста всех благородных матерей в мире, этого никому не понять, ведь у каждого – своя мать, и не всегда родная. У меня была Эдда, моя милая Эдда.
Экипаж прибыл вовремя, я устроился в нём весьма удобно и вновь погрузился в беспокойное ожидание. Дорога была ровной, как и было обещано, но оттого хуже. Я ждал тряски, любого неудобства, лишь бы отвадить от себя раздражительное переживание, но никак – кучер и в правду оказался мастером своего дела.
Началась улица Уолхорм, я был близок к цели. До встречи остались считанные минуты. Мой лоб покрылся испариной, а это плохо. Не хотелось бы мне предстать перед Нотиннесами в виде перепуганного мальчишки, которого будто бы застали за каким-то мелким проступком. Белым платком в нагрудном кармане я воспользоваться не мог – это было бы оскорблением моих чувств. Вместо этого я взял с сиденья подушку и вытер о неё лицо. Дело низкое, но никто не видел, а значит, Коул Мастерсон не был уличён в дурных манерах.