Черничные Глазки
Шрифт:
Ныряя в прозрачном воздухе, ласточки второпях примётывали на живую нитку длинными стежками новенькое чисто-голубое полотнище весеннего неба на место старого, серого, совсем истрепавшегося за зиму.
Всё, что могло зазеленеть, зазеленело. Что не умело зеленеть — зачирикало, засвистело, запело.
А всё, что не умело петь, радостно заквакало, зажужжало, застрекотало или принялось похрюкивать, жмурясь на солнышке, помахивать хвостиками и валяться, почёсываясь, по молодой зелёной травке.
На опушке большого леса стоял старый каштан. Его большие лапчатые
— Весна! Весна! — стрекотала, суетясь по лесу, сорока. — Смотрите-ка, какие птенчики вылупились на каштане! Какие пушистые! Розовые!
Шершавый кабан, трусивший, сгорбись, по своим делам, боком покосился вверх и презрительно хрюкнул:
— Чушь! Чушь! Какие ещё птенчики!.. Просто у каштана народились молоденькие поросятки!
— Птенчики листьев! — лопотала упрямая сорока.
— Обыкновенные каштановые поросята! — отфыркивался кабан.
В этот момент из дупла толстой сосны вдруг любопытно высунулись разом две маленькие рыжие мордочки со стоячими ушками и чёрными глазками, удивлённо моргавшими на свет. И каштан приветливо прошелестел:
— Ага, вот наконец и старое дупло расцвело. Всего два рыжих цветочка, но и то неплохо, дупло-то очень старое! — и гордо покачал своими ветвями, сплошь усеянными цветами.
А два бельчонка, высунувших свои носы впервые из родного гнезда, всё смотрели и моргали и ничего не могли понять, потому что видели всё в первый раз в жизни: стволы и ветки больших деревьев, синее небо и яркие солнечные лучи, скользившие по качающимся веткам, и выводок скворчат в соседнем дупле.
Конец примечания переводчика
Кто раньше появился на свет: я или моя мама? Я много над этим думал, но так и не мог решить этого вопроса. Надо будет ещё подумать, когда в дождливую погоду у меня будет свободное время.
Самое первое, что я помню в своей жизни, — это то, что вокруг меня было совсем темно, очень мягко и мне было вкусно. Кажется, что-то сосал и причмокивал.
Помню, я сам был очень мякенький и мне не хотелось много двигаться; только иногда хотелось потолкаться вокруг себя лапками, посопеть и опять поскорей заснуть.
Но и сквозь сон я слышал очень приятный запах чьей-то тёплой, нагретой шёрстки, которая окружала меня со всех сторон. Этот запах я узнаю и теперь, где угодно, с первого нюха!
Кроме того, я помню, что я сам и всё, что было вокруг меня, приятно покачивалось и поскрипывало и то близко, то далеко что-то бодро постукивало: тук-тук-тук! Что-то посвистывало так: уиссс!.. шшуу!
Уже потом я узнал, что это шумел ветер, а постукивал
Потом однажды появился свет. Он был круглый, маленький и был где-то выше наших постелек, на которых мы с сестрёнкой спали.
Я давно чувствовал, что у меня есть сестрёнка, но увидел её, только когда появился свет. Я запомнил это хорошо потому, что это было случайно, как раз в один и тот же день: появился наверху свет и я увидел мордочку сестрёнки.
Свет мне очень понравился. И скоро я увидел маму — она проскочила через круглый свет к нам в гнездо и стала приглаживать лапками нам мордочки.
Вот тут мне и пришло в голову, что, может быть, мама с папой были уже раньше нас. Хотя едва ли. Если меня тогда не было, то где же я был?.. Смешно!
Свет мне так понравился, что я решил обязательно когда-нибудь добраться до него, понюхать и потрогать лапкой. Мы с сестрёнкой уже довольно хорошо научились кувыркаться и возиться по полу и понемножку пробовали карабкаться на стены, но каждый раз шлёпались обратно друг на друга.
Однажды я не шлёпнулся. Силы у меня прибавилось; я карабкался, карабкался и добрался до самого света и ткнулся прямо в него носом… Но, странное дело, чем дальше я просовывал в него нос, тем больше делалось света!
Я выглянул из круглой дырочки входа в наш дом и увидел, что вокруг полным-полно всякого света. Очень яркого зелёного, синего, блестящего. И всё зелёное покачивалось в разные стороны и шумело.
Тогда я был ещё совсем глупый и ничего не мог понять.
Долго сидели мы с сестрёнкой, тараща глаза и насторожив уши, выглядывая из нашего окошечка в самом верхнем этаже леса. Мало-помалу всё в наших глазах приходило в порядок, и мы разглядели отдельные ветки, высокие стволы, листья каштана и блестящую на солнце хвою сосен и услышали отчаянный писк.
Неподалёку от нас — прямо напротив через полянку — из какого-то дупла высовывались чьи-то широко разинутые рты и непрерывно изо всех сил скрипели. Рты нас заметили, захлопнулись и замолчали, и тогда оказалось, что это птенцы скворцов (хотя, конечно, это только потом я узнал, что такое скворцы и что такое птенцы).
Они во все глаза смотрели на нас, а мы на них. Наконец один скворчонок тонким голоском пискнул:
— А вы не кошки?