Чернильная смерть
Шрифт:
Это было нелегко.
— Так ты, значит, переплетчик, которого ждет Бальбулус, — сказал один из стражников, разглядывая его черный наряд. — А что это были за шуточки с мальчишкой? Тебе что, не нравятся наши позорные столбы?
Ниже голову, Мортимер! Давай-давай! Пусть видят, что ты их боишься. Забудь свою ярость, забудь мальчишку и его всхлипы.
— Больше этого не повторится.
— Конечно! Просто он не здешний! — поспешно вставил Фенолио. — Ему нужно привыкнуть к стилю правления нашего нового наместника. А сейчас, если можно, пропустите нас — Бальбулус очень не любит, когда опаздывают! —
Замок Омбры… Как не забыть обо всем, ступив на широкий двор. Перед глазами Мо вставали одна за другой сцены из книги Фенолио, разыгравшиеся здесь.
— Уф, насилу ноги унесли! — прошептал старик, когда они ставили лошадь в конюшне. — Надеюсь, больше мне не придется напоминать: ты сейчас переплетчик! Попробуй еще раз сыграть в Перепела — и ты покойник. Проклятье, Мортимер, зря я согласился провести тебя сюда. Ты только посмотри, сколько тут солдат. Можно подумать, мы во Дворце Ночи!
— Нет, разница все же есть, уверяю тебя, — возразил Мо, стараясь не видеть голов на колах, выставленных на крепостной стене.
Среди этих страшных трофеев были двое людей Черного Принца, но он не узнал бы мертвых, если бы не слышал от Силача об их судьбе.
— Я представлял себе этот замок иначе, когда читал твою книгу! — тихо сказал он Фенолио.
— Не трави душу! — мрачно откликнулся Фенолио. — Сперва Козимо распорядился все тут перестроить, а теперь еще Зяблик руку приложил. Они посчищали со стен гнезда золотых пересмешников! А посмотри только на сараи, которые они тут нагородили для награбленного добра! Интересно, Змееглав уже заметил, что до Дворца Ночи доходит малая часть? Если да, то его шурина ждут крупные неприятности!
— Да, Зяблик здорово обнаглел. — Мо опустил голову при виде шедших навстречу конюхов — тоже вооруженных. «Если меня здесь узнают, нож не поможет!» — подумал он. — Мы пару раз перехватывали возы, отправлявшиеся во Дворец Ночи. Добыча была не ахти.
Фенолио уставился на него:
— Так ты и вправду!..
— Что?
Старик тревожно оглянулся, но, кажется, за ними никто не следил.
— Ну… делаешь то, о чем поется в песнях! То есть эти песни, как правило, не бог весть что, но Перепел все же мой персонаж… Каково это — быть им? Что ты чувствуешь, играя эту роль?
Мимо прошла служанка с двумя зарезанными гусями. Кровь капала на землю. Мо отвернулся.
— Играя? Ты думаешь, это все еще игра?
Это прозвучало резче, чем ему хотелось.
Он сейчас дорого бы дал, чтобы прочесть мысли Фенолио. Кто знает, может быть, в один прекрасный день он и правда их прочтет — черным по белому на бумаге — и найдет там себя, опутанного коконом слов, будто муха в сети старого паука.
— Не спорю, игра стала рискованной, но я рад, что ты взял на себя эту роль. Ведь я был прав! Этому миру действительно нужен Пе…
Мо предостерегающе посмотрел на него. Мимо прошагали солдаты, и Фенолио не договорил имени, которое не так давно впервые написал на листе бумаги. Зато улыбка, с которой он посмотрел вслед вооруженным молодцам, была улыбкой человека, заложившего бомбу в доме своих врагов и наслаждающегося их неведением.
Опасный старик.
Мо заметил, что и внутренняя
Фенолио с удивлением посмотрел на него.
— Да, я помню твою книгу наизусть, — сказал Мо. — Ты ведь знаешь, сколько раз я прочел ее вслух, после того как твои слова заглотили мою жену.
Златогрудые птички исчезли с внутреннего двора. В каменный бассейн гляделась статуя Зяблика, а дерево, говорившее с луной, если такое и было на самом деле, давно срубили. На месте сада был теперь загон для собак, и охотничьи псы нового хозяина Омбры прижимали чуткие носы к посеребренной решетке. «Это давно уже не твоя повесть, старик», — думал Мо, шагая рядом с Фенолио по внутреннему двору. Но кто же тогда ее рассказывает? Орфей? Или рассказчиком стал теперь Змееглав, у которого вместо чернил и пера — кровь и железо?
К Бальбулусу их проводил Туллио — слуга с мохнатым лицом, о котором в книге Фенолио говорилось, что отец его был кобольд, а мать — кикимора.
— Как поживаешь? — спросил Фенолио, когда Туллио вел их по коридору.
Как будто старику когда-нибудь было дело до того, как поживают его создания!
Туллио пожал плечами.
— Они меня травят, — сказал он еле слышно. — Друзья нашего нового правителя. А друзей у него много. Они гоняют меня по коридорам, сажают в загон к собакам. Но Виоланта меня выручает. Она моя заступница, хотя сын ее — чуть ли не худший из них из всех.
— Ее сын? — шепотом переспросил Мо у Фенолио.
— Да, разве Мегги тебе не рассказывала? Якопо, настоящий дьяволенок. Весь в деда, хотя внешне все больше напоминает отца. О Козимо он не пролил ни одной слезинки. Хуже того: он, говорят, размалевал его статую в склепе красками Бальбулуса. По вечерам он сидит рядом с Зябликом или на коленях у Коптемаза и не хочет идти к матери. Ходят даже слухи, что он шпионит за ней по поручению деда.
Дверь, у которой наконец остановился Туллио, запыхавшись от подъема по бесконечной лестнице, тоже не упоминалась в книге Фенолио. Мо невольно протянул руку и потрогал буквы, покрывавшие ее сплошным узором. «Они очень красивые, — рассказывала Мегги, когда они сидели в застенке Дворца Ночи, — и переплетаются, как будто написаны по дереву жидким серебром».
Туллио постучал в дверь мохнатым кулачком. Голос, ответивший «войдите», мог принадлежать только Бальбулусу. Холодный, самовлюбленный, высокомерный… Мегги описывала лучшего миниатюриста Чернильного мира далеко не лестными эпитетами. Туллио приподнялся на цыпочки, взялся за ручку двери — и тут же испуганно выпустил ее.
— Туллио! — Голос, раздавшийся снизу, был совсем детским, но, похоже, его владелец привык отдавать приказы. — Туллио, куда ты запропастился! Иди держать факелы Коптемазу!