Чернильная смерть
Шрифт:
О, это будет великолепно! Это будет величайший его триумф! Единороги, гномы, разноцветные феи… Неплохо, конечно, но какая это ерунда по сравнению с тем, что он совершит теперь! Он воскресит Огненного Танцора. Орфей. Теперь он оправдает это имя. Но он будет умнее, чем легендарный певец. Он не пойдет сам в царство мертвых, он пошлет туда другого и позаботится о том, чтобы тот не вернулся.
— Сажерук, слышишь ты меня в своей холодной стране? — шептал Орфей, пока Халцедон усердно размешивал чернила. — Я поймал наживку, за которую тебя отпустят домой, чудесную наживку в серо-коричневых перьях.
Тихонько напевая, как всегда, когда он был доволен собой, Орфей снова взял в руки письмо Мортимера.
«Все совершится, как ты того требуешь (ах ты господи, он пишет в торжественном стиле, как разбойники старых времен!): я попытаюсь вызвать Белых Женщин, а ты за это напишешь слова, которые перенесут моих жену и дочь обратно в дом Элинор. Но обо мне там должно быть сказано лишь одно: что я последую за ними позднее».
Ничего себе! Что бы это значило?
Орфей с удивлением опустил письмо. Мортимер хочет остаться здесь? Почему? Потому что благородное сердце не позволяет ему сбежать после угрозы Свистуна? Или ему просто нравится играть в разбойника?
— Ну, как бы то ни было, благородный Перепел, — тихо сказал Орфей (ах, как он любил звук своего голоса!), — все совершится немного не так, как ты себе представляешь. Дело в том, что у Орфея есть на тебя свои виды!
Героический дурак! Он что, не читал до конца ни одной истории о благородных разбойниках? О Робин Гуде, о Ринальдо Ринальдини, о Гансе-живодере? Бывает у таких историй хороший конец? Так откуда же он возьмется для Перепела? Нет уж, ему осталось сыграть всего одну роль: наживки на крючке, вкусной, сочной — и обреченной на верную гибель.
«А я напишу о нем последнюю песню! — думал Орфей, расхаживая взад-вперед по кабинету танцующей походкой, словно нужные слова уже щекотали ему пятки. — Послушайте, люди, удивительную историю о Перепеле, который возвратил Огненного Танцора из царства мертвых, но сам — увы! — при этом погиб». Пробирает до слез, как смерть Робин Гуда из-за предательницы монахини, или одинокая гибель Ринальдо в горах. Да, герой должен уходить достойно… Даже у Фенолио финал не мог быть иным.
А, это еще не конец… Что он там еще пишет, благороднейший из разбойников? «Когда ты напишешь нужные слова, вывесь в окне синий платок (до чего романтично! Идея, достойная Робин Гуда! Похоже и в самом деле постепенно перевоплощается в nepcонажа Фенолио), и ночью я буду ждать тебя на Кладбище комедиантов. Фарид знает, как туда пройти. Приходи один, можешь захватить одного слугу, но не больше. Я знаю, что ты в дружбе с новым наместником и выйду к тебе лишь в том случае, если буду уверен что с тобой нет его людей. Мортимер». (Смотри-ка он подписывается своим прежним именем! Кого он хочет этим обмануть?)
«Приходи один! — Конечно, я приду один, — думал Орфей. — Слова, которые я пошлю вперед себя, ты все равно увидеть не сможешь».
Он свернул письмо и положил в ящик стола.
— Все готово, Халцедон? Дюжина очинённых перьев, чернила, размешанные в шестьдесят пять движений, лист самого лучшего пергамента?
— Дюжина. Шестьдесят пять. Самый лучший, — подтвердил стеклянный человечек.
— А список где? — Орфей рассматривал свои обкусанные ногти. Он их теперь держал по утрам в ванночке с розовой водой, но от этого они, увы, становились только вкуснее. — Твой бестолковый братец загадил своими следами букву «В».
Список. Алфавитный перечень всех слов, употребленных Фенолио в «Чернильном сердце». Орфей совсем недавно приказал Сланцу составить такой словарик (у Халцедона был неразборчивый почерк), но стеклянный человечек успел дойти, к сожалению, только до буквы «Д». Поэтому Орфею в случае сомнений по-прежнему приходилось листать книгу Фенолио.
— Лежит рядом! — с готовностью отрапортовал Халцедон.
Отлично! Слова уже пошли — Орфей чувствовал их приближение, похожее на щекотание в мозгу. Схватив перо, он едва успевал макать его в чернила. Сажерук. У Орфея до сих пор наворачивались слезы при воспоминании о мертвом Сажеруке в шахте. Хуже ему, пожалуй, ничего не случалось пережить.
А как мучила его память об обещании, данном Роксане у мертвого тела (хотя она ему не поверила): «Я найду слова, пьяняще-сладкие, как аромат лилии, слова, которые одурманят Смерть и заставят ее разжать холодные пальцы, которыми она держит горячее сердце Сажерука». С самого своего прихода в этот мир он искал такие слова, хотя Фарид и Фенолио думали, что он сочиняет одних только носорогов и разноцветных фей. Но уже после первых напрасных попыток ему открылась горькая истина — что одним благозвучием не обойдешься, что аромат лилии не вернет Сажерука и что Смерть требует ощутимой платы: человеческой плоти и крови.
Как он раньше не додумался сделать приманкой Мортимера — человека, который своей пустой книгой сделал Смерть посмешищем!
«Как хорошо, что его не будет, — думал Орфей. — В этом мире достаточно одного волшебного языка — моего. И когда я скормлю Мортимера Смерти, а Фенолио утопит остатки разума в вине, эту историю дальше буду рассказывать я один, и, уж конечно, в ней найдется почетное место для Сажерука и достойная роль для меня».
— Да, вызови мне Белых Женщин, Мортимер! — шептал Орфей, красивым почерком заполняя пергамент. — Ты никогда не узнаешь, что я успел нашептать этим бледным дамам. «Смотрите, кого я вам привел! Перепела. Отведите его к своей холодной владычице с сердечным приветом от Орфея, а мне за это отдайте Огнеглотателя». Ах, Орфей, Орфей, что бы о тебе ни говорили, дураком тебя никто не назовет.
Тихо смеясь, он обмакнул перо в чернила — и вздрогнул, когда за его спиной отворилась дверь. Вошел Фарид. Проклятье, куда подевался Осс?
— Чего тебе надо? — сердито спросил он мальчика. — Сколько раз тебе говорить, нужно стучаться, прежде чем входить. В следующий раз я швырну чернильницу в твою тупую башку. Принеси мне вина! Самого лучшего, какое у нас есть!
Как парнишка на него посмотрел! «Он меня ненавидит…» — подумал Орфей.
Эта мысль ему понравилась. По его опыту, ненависть вызывают лишь имеющие власть, а именно ее он и добивался в этом мире.
Власть.
Кладбище комедиантов
Он садится на холме и поет. Это волшебные
песни, они так сильны, что могут воскрешать
мертвых. Он начинает тихо и осторожно, потом пение становится все более громким и
требовательным, пока торф не вскрывается, а в
холодной земле не появляются трещины.
Кладбище комедиантов лежало на холме над заброшенной деревней Карандрелла. Название сохранилось, хотя здесь давно никто не жил. Почему и куда ушли жители, уже забылось: одни рассказывали о чуме, другие — о голоде, третьи — о двух враждующих семействах, в конце концов перерезавших друг друга. Какая бы из этих историй ни была правдой, в книге Фенолио о ней не упоминалось, как и о кладбище, на котором Бродячий Народ погребал своих мертвецов рядом с могилами жителей Карандреллы, так что они остались соседями на все времена.