Чернильная смерть
Шрифт:
— Ты позвал мне комедианта на вечер?
Фарид, тащивший за Орфеем тяжелую суму, молча кивнул.
— Вчерашний был редкий урод! — Орфей с помощью Осса взобрался на коня. — Ходячее пугало! И шамкал мне своим беззубым ртом все то же самое: прекрасная принцесса любит бедного скомороха, тра-ля-ля-ля, прекрасный принц влюбился в простую крестьянку, тру-ля-ля… И хоть бы слово о Белых Женщинах!
Фарид слушал вполуха. Он горько разочаровался в комедиантах — большинство из них теперь пели и танцевали для Зяблика и отреклись от Черного Принца, потому что он выступал против захватчиков.
— И все
— Совершенно уверен. — Фарид перевесил суму на другое плечо и тихо свистнул сквозь зубы, как делал Сажерук.
Из-за виселицы выскочил Пролаза с мышью в зубах. С Фаридом осталась только младшая куница. Гвин был у Роксаны, словно не хотел покидать места, куда Сажерук непременно вернется, если только смерть выпустит его из бледных объятий.
— А почему ты так уверен? — Орфей брезгливо скривил рот, когда Пролаза запрыгнул Фариду на плечо и исчез в рюкзаке.
Сырную Голову мутило при виде куницы. Но он ее терпел — наверное, за то, что раньше ее хозяином был Сажерук.
— Его стеклянный человечек говорит, что Фенолио больше не пишет, а уж кому знать, как не ему?
Розенкварц все время жаловался, какая тяжелая стала у него жизнь с тех пор, как Фенолио снова переселился из замка в мансарду Минервы. Фарид тоже каждый раз чертыхался, взбираясь по крутой деревянной лестнице, когда Орфей посылал его к Фенолио с вопросами: что за страны лежат на юге, за морем, омывающим владения Змееглава? В родстве ли с женой Змееглава князь, что правит к северу от Омбры? Где именно живут великаны — или они уже все вымерли? Едят ли хищные рыбы речных русалок?
Случалось, что Фенолио просто не пускал Фарида на порог, но иногда вино развязывало старику язык, и он изливал на Фарида такой поток сведений, что у того голова шла кругом. А нужно было еще донести все это до Орфея, неустанно выспрашивавшего подробности. Настоящая пытка для всех троих. Но если Орфей с Фенолио пытались поговорить напрямую, они через две минуты ссорились.
— Это хорошо! Это просто замечательно! Не хватало еще, чтобы старик оторвался от бутылки и снова взялся за перо! Последние его выдумки и так страшно все запутали.
Орфей взялся за поводья и взглянул на небо. Оно было серым и мрачным, как лица в Омбре. Похоже, день снова будет дождливый.
— Разбойники в масках, книги, дарующие бессмертие, правитель, воскресающий из мертвых! — Орфей покачал головой, направляя коня на тропу, ведшую в Омбру. — Кто знает, что ему еще взбредет на ум! Нет уж, пусть лучше Фенолио пропивает остатки своего жалкого умишка. А его историей займусь я. Потому что понимаю в ней куда больше.
Фарид снова отвлекся, влезая на своего осла. Пусть Сырная Голова болтает что хочет. Ему, Фариду, все равно, кто из этих двоих напишет слова, которые вернут Сажерука. Главное, чтобы это наконец произошло! Даже если остальной мир провалится в тартарары!
Осел, как всегда, попытался укусить Фарида, когда тот забирался на его тощую спину. Орфей ездил на одной из лучших лошадей в Омбре — несмотря на тучность, Сырная
— Ладно. Предположим, Фенолио больше не пишет. — Орфей любил думать вслух. Казалось, собственный голос необходим ему, чтобы привести мысли в порядок. — Но откуда же берутся все эти истории о Перепеле? Месть за обиду вдовы, кошель с деньгами на пороге бедняка, дичь из господского леса на столе у сирот… Неужели Мортимер Фолхарт действительно способен на это без помощи слов Фенолио?
Навстречу им ехала телега. Орфей, чертыхнувшись, направил коня в колючие придорожные кусты, а Дуботряс с глупой ухмылкой уставился на двух мальчишек с опавшими от страха лицами, стоявших в телеге на коленях, со связанными за спиной руками. У одного глаза были голубые, как у Мегги. Оба не старше Фарида. Конечно, будь они старше, они отправились бы в поход с Козимо и погибли уже давно. Но сегодня это их вряд ли утешало. Раскачивающиеся на виселице трупы будут видны из Омбры — острастка для тех, кто от голода решается на браконьерство, но вонь не коснется чувствительных ноздрей Зяблика.
Наверное, на виселице умирают слишком быстро. Во всяком случае, туда Белые Женщины не приходят. Фарид невольно пощупал спину в том месте, куда вонзился нож Басты. «Ко мне ведь они тоже не приходили?» — думал он. Вспомнить он не мог. Он не помнил даже боли, только лицо Мегги, когда он снова пришел в себя, и как он потом обернулся и увидел лежащего Сажерука…
— Почему бы тебе просто не написать, что они забрали меня вместо него? — спросил он Орфея в самом начале, но тот рассмеялся в ответ.
— Тебя? Ты всерьез думаешь, что Белые Женщины променяют Огненного Танцора на какого-то приблудного воришку? Нет уж, надо придумать для них наживку пожирнее…
Орфей пришпорил коня. Притороченная к седлу сума с серебром хлопнула по бокам лошади, а Осс так побагровел от напряжения, что его мощная шея, казалось, сейчас лопнет.
Проклятая Сырная Голова! «Да, надо попросить Мегги отправить его обратно, — думал Фарид, ударяя осла пятками в бока. — Давно пора! Но кто же напишет ей для этого слова? И кто, кроме Орфея, вернет Сажерука из царства мертвых?»
«Никто его не вернет, — шепнул Фариду внутренний голос. — Он умер, Фарид. Понимаешь, умер».
«Ну и что? — крикнул он этому шепоту. — Разве это что-нибудь значит в здешнем мире? Я вот тоже умер — и вернулся».
Если бы только он мог вспомнить дорогу…
Чернильное платье
Это было словно вчера — я верил,
Что у меня под кожей один только свет
И, если меня разрезать на куски, я истеку лучами.
Зато сегодня, если я споткнусь на дороге жизни
И разобью коленку, я истеку кровью.