Чернильный ангел повесть
Шрифт:
Бордо убыл – лекции читать, – Кузя один мыкается. Я даже думал: если он один, может, будет стирать заодно и нам? Но не вышло.
Мается Кузя!
– Есть один вариант, – пока уклончиво Ване сказал. – Попробую.
– Давай… скажи ему! – Ваня разгорячился. – Хороший, мол,
– Послезавтра зайди, – сказал Ване сухо (вдруг не получится?), но внутренно ликовал я… дружбу нашу верну!
Уходя уже, Ваня глянул на стенку и стал вдруг рыдать: мол, точно такой коврик висел у него над колыбелькой… пришлось отдать!
Наверняка снова вокруг пальца меня обвел!.. Не было у него никакой колыбельки! Но трудно разве обвести вокруг пальца, если человеку это приятно? Тем более – друг!
Помню, как в молодости я целую зиму ходил без рукавов, рукава поносить дал: один рукав Кузе, другой – Ивану!
Так что коврик – тьфу!
Понесся к Кузе в деревню – насчет Вани узнать. Все-таки неизвестно, как Кузя относится к нам после всего… Может, сердится?
Возле станции в наш Дом творчества заскочил. Грезилось мне, что там все по-прежнему… Нет! Совсем уже там ледовый дворец: сосульки с крыши в сугробы вросли. Не пролезет.
Вышел на улицу – и увидал вдали: дым розовым столбом над Кузиным домом. Помчался туда. Как раз был канун поста, прощеное воскресенье… солнце пригревало уже. Счас мы с Кузей друг друга простим!
Однако суховато он меня принял, хотя перебору с визитерами не наблюдалось в тот день. И вдруг – Дженифер вышла! Вот это да!
Воссоединились,
Похоже, не она его втянула в свое богатство, а он ее – в свою нищету. Стекла замерзшие. Угля нет! Весь пол, как в мелком бисере, в мышиных какашках. Достали корочку сыра из мышеловки, угостили. Но все же я поцелуй с них сорвал!
Нет, все же хорошие у нас люди! Мужик с доской на плече разворачивался, выходя на станции Удельная, и сам себя треснул доской по голове. И сам же извинился: “Простите ради бога!” И сам же простил: “Ничего, ничего!” И даже не заметил в задумчивости, что не два тут было хороших человека, а всего один!
Ночью Ваня позвонил: с Амгыльдой помирился!
Потом я за столом письменным сидел, бормоча откуда-то прилетевшее: “Да… Ужасно! Ужасно!” Потом вдруг спохватился, опомнился: что – ужасно-то?
Ночью можно только ручкой работать: стук машинки будит семью.
Ну вот, пожалуй, и все! Я шлепнул ручку плашмя на лист.
Потянулся… Прислушался. Из кухни бряканье донеслось: батя шастает.
– Ты чего это тут… по ночам?
– Да вот, – смущенно проговорил батя. – Чайку решил попить…
Вроде закончил! – Он слегка ошалело глянул на меня.
– Что?
– Все! Абсолютно!
– И я вроде тоже!
Вот так вот! Главное – усидчивость. И – выдержка. И гений, парадоксов кум!
Мы смотрели друг на друга, потом налили чай, взяли чашки.
– У тебя пальцы в чернилах! – усмехнулся батя.
– Этим и горжусь!
– Вы чего это тут делаете? – зевая, вошла жена.